конце лета, но тоже не принесли победы ни одной, ни другой стороне, а только неоправданные потери.

Во время моего последнего разговора с Борисом Порфирьевичем я пытался намекнуть ему, что надо опасаться засады, но вряд ли он прислушался к моим словам, тем более, я и сам точно не знал, где и когда она произойдёт. Многое из прочитанного мной в прошлой жизни давно вылетело из памяти.

Мрачные мысли обуревали меня. Если я нахожусь в группе, которая попадёт в засаду, тогда ещё можно попытаться исправить ситуацию. А если нет? Если трагедия случится с другим отрядом?

И вот я ехал и всматривался в густые кусты, тянущиеся сплошной стеной вдоль гравийки. Противник мог напасть где угодно. Если Демидовы знают о наших планах и о том, что войско Оболенских уже в пути, проблем не избежать.

Колонна остановилась посреди ровного как стол поля, а точнее, болота, что раскинулось слева и справа от дороги насколько хватает глаз. Вдали виднелись дымящие трубы завода. Там находился город, куда нам очень скоро предстояло войти. По пути на нас никто не напал, но что ждёт впереди, мы не знали, однако даже мне, человеку далёкому от военного искусства, было ясно: городские бои — дело трудное.

Я вышел из машины. Борис стоял рядом со своим большим серебристым седаном и, держа в руках планшет с картой, объяснял толкущимся возле него людям в форме цвета хаки, как будем заходить в город. Среди собравшихся я обнаружил Максима и Машу, узнал и других родственников.

Присутствовали тут и жена Бориса Порфирьевича — светловолосая женщина средних лет, и его сыновья — два невысоких паренька, один из которых походил на отличника, а второй, постарше, носивший короткую бородку — на крепыша качка. Были два двоюродных брата, с которыми я имел честь познакомиться пару дней назад за завтраком, и ещё пятеро людей мне незнакомых. Все они обладали развитыми печатями и яркими эфирными телами, почти все, за исключением трёх человек, владели стихией огня.

Я присоединился к компании, хотя меня сюда не звали, и тоже стал слушать.

Борис хорошо знал город и обозначил три направления, по которым должна была заходить стража. Нашими целями являлись заводоуправление и дом Демидовых. Оба здания находились в центре, на главной площади рядом друг с другом.

— Алексей Васильевич, — обратился ко мне Борис. — Пойдёте вместе с моим сыном, Андреем, по центральной улице.

Андрей — тот самый коренастый крепыш с бородкой — стоял, уперев кулаки в бока. Рукава его кителя были закатаны, воротник расстёгнут, на шее виднелся медальон, похожий защитный артефакт. Эфирное тело парня расцвечивалось оранжевой печатью, но не столь яркой и ветвистой, как у меня. Из всех собравшихся только Борис Порфирьевич имел силу, сравнимую с моей.

— Борис Порфирьевич, — обратился я к Оболенскому. — Помните, о чём я вам говорил? Нас может ждать засада. Нельзя так просто идти туда без подготовки.

— Алексей Васильевич, будьте спокойны. Ночью наш человек съездил и всё проверил. Никакой засады там нет. Демидовы не держат здесь большие силы. Единственное, что нам может угрожать — это три-четыре сильных одарённых в самом особняке, поэтому надо окружить его и вынудить их сдаться, чем мы сейчас и займёмся. К обеду мы должны разобраться здесь, а к вечеру будем в Чусовграде. Вот там нас действительно может ждать сопротивление. Так что давайте не будем терять время. Схватим управляющего и начальника стражи, прежде чем они успеют продрать очи.

— Как город-то называется?

— Первоуральск это. А Чусовград — в пятнадцати вёрстах отсюда дальше по тракту.

— Первоуральск, значит… — я пытался воскресить в памяти название городка, где произошло первое крупное столкновение между Оболенскими и Демидовыми, но не мог. — Нет, нельзя с наскока. Что ваш человек мог обнаружит, если он ночью ездил? Нужна полноценная разведка боем.

Я и сам не был уверен в своих словах. Кто сказал, что в этой реальности всё произойдёт точно так же, как и в той? Может быть, само моё появление в Екатеринбурге изменило ход событий? В конце концов Оболенские же не дураки, чтобы идти на врага без подготовки.

— Зачем? Чтобы время потерять? — произнёс недовольным тоном Андрей, в группе которого мне предстояло идти. — Чтобы Демидовы узнали о нашем приезде и удрали восвояси?

— Верно, Алексей Васильевич, давайте не будем заниматься бесполезными спорами, — Борис Порфирьевич тоже был раздражён тем, что его пытается учить какой-то восемнадцатилетний мальчишка.

План Оболенских был понятен, и если я окажусь неправ, моя идея сорвёт всю операцию. И всё же меня мучило нехорошее предчувствие.

— Борис Порфирьевич, я чувствую, что здесь что-то не так. Зачем управляющему и начальнику стражи ехать в этот маленький городок и сидеть тут два дня? Зачем, если они не пытаются заманить нас в ловушку? Лично я бы так и сделал, если б узнал о готовящемся нападении. А мы лезем прямиком в расставленный капкан. Давайте, я сам на броневике заеду в город, доберусь до главной площади и, если проблем не возникнет, сообщу по радиостанции и вы войдёте следом. Мы не потеряете много времени, зато будем уверены, что путь чист.

— Ну и зачем нам такие пляски? — пожал плечами Андрей, который так и стоял подбоченившись возле машины и враждебно смотрел на меня.

Другие родственники тоже зароптали, а вот Борис Порфирьевич призадумался. Кажется, я посеял в нём зерно сомнений, и теперь он сам не знал, как поступить.

— Ладно, тихо всем, — громко скомандовал он. — Поступим следующим образом. Алексей Васильевич, если так уж душа горит, берите броневик и поезжайте. А остальные — на исходную. До центра города пятнадцать минут доехать. Ничего, не уйдут, успеем. Николай Филиппович, отправляйтесь с Алексеем Васильевичем. Сядете за пулемёт, прикроете, если что-то случится.

Николай Филиппович был одним из Оболенских, с которыми я познакомился за завтраком два дня назад. Он отличался невысоким ростом, а вытянутое лицо с тяжёлым волевым подбородком покрывала грубая щетина. Николай обладал насыщенно-бордовой печатью земляной стихии.

Он посмотрел на меня недовольным взглядом, поправил сдвинутую на затылок кепи и проговорил:

— Ладно, Борис Порфирьевич, съездим. Только машину со станцией возьмём.

Из четырёх броневиков только два имели радиостанции. Один из них отдали нам. В машине было тесно и душно, дышать нечем. За рулём устроился стражник — эфирник, обладающий большой силой, возможно, «голем», Николай Филиппович встал на сиденье пулемётчика и высунулся из башни, я же расположился рядом с водителем на жёсткой седушке с низкой спинкой. Обзор из салона автомобиля ограничивался щелью, закрытой толстым мутноватым бронестеклом, и только Николай, торчащий из люка, мог свободно смотреть по сторонам.

Из дополнительной защиты броневик имел артефакты — круглы бляхи, приваренные к дверям и капоту, увеличивающие прочность корпуса.