— Ты, Николай, оптимист. Ты вот только немецкий знаешь, да и то уже, наверное, забыл. А я ведь кроме английского ещё и французский, и итальянский выучил. У меня есть возможность читать их прессу и слушать радиопередачи. На краткие переводы и стерильные сводки аналитического отдела не надеюсь. Тут по одним каналам три пунктика из программы мне подкинули. Цитирую по памяти: «Первое — системный развал существующего политико-экономического устройства. Второе — переворот и форсированное внедрение рыночной экономики по типу «дикого капитализма» периода первоначального накопления капитала. Третье — провоцирование хаоса и неразберихи как средства мобилизации масс на борьбу с властью под лозунгами о восстановлении социальной справедливости». Вот, Юра, как хитро сформулировали.

— Так это же, Евгенич, две гражданских войны!

— Первая, думаю, будет без крови. Народ купят обещаниями и капиталистическими побрякушками. А вот вторая умоет кровью всех.

— И ты так спокойно говоришь об этом?!

— Спокойно, Юра, потому, что уже переболело. Мне не ведомо, что вы там делаете в своем политическом отделе, но знаю точно — качественной информацией вы не владеете. Вот ты уже пять лет, как генерал, и что нового тебе открылось? Вас бросили на борьбу со всякой диссидентской швалью. Вы в ней и утоните. Власть, генерал, не массы берут, её берут сверху, и ты знаешь это, но как марксист боишься в этом признаться, боишься обрушить лубочную историю партии. Да, Юра, чтобы сменить власть в нашей огромной стране достаточно сговора десятка людей. Ты что, забыл как ставили Хрущёва, а потом Брежнева?

— Но мы не меняли идеологию и строй. Не провоцировали волнения и гражданскую войну.

— Но мы, генерал, пришли к тому, к чему пришли. И как бы ты не анализировал сложившуюся ситуацию в рамках марксизма-ленинизма, причин не найдешь, тут нужно мыслить как специалисту по истории заговоров и переворотов. Для тебя, надеюсь, не новость, что октябрьский переворот семнадцатого делал не пролетариат. Так вот, и этот переворот будут делать не ваши уличные и митинговые антисоветчики, они лишь необходимая массовка. Переворот будет сделан сверху, а новые кадры будут черпаться из недр партии, из её гнилой сердцевины. Да и в вашей системе продажные суки найдутся. По какому принципу мы подбирали кадры?! Нам нужны были покорные холуи режима, громко орущие о великой партии и клянущиеся в верности марксизму-ленинизму. Нас даже не интересовало, насколько они искренни, главное, чтобы была чистой биография и были рабоче-крестьянские корни. Сталин подбирал профессионалов, людей государевых, вот на этих людях ещё что-то и держалось. На таких людях могла работать даже хреновая система. А какое поколение управленцев взрастили мы?! Надо же быть реалистом.

— Ты рассуждаешь так, как будто ты не коммунист, как будто не представитель интересов партии!

— Я, Юра, самый настоящий коммунист, я служу интересам народа и государства. В крайнем случае, я так понимаю свою роль. Просто в силу своих профессиональных интересов и осведомленности я знаю больше, чем положено знать мне. Ведь наша система и ваша строились по принципу разделения информации на такие дозы и направления, чтобы невозможно было иметь представление о целом. Ну, если у тебя в руках шестерёнка или даже три, разве ты сможешь определить, от какого они механизма, от какой системы? Даже если у человека руль в руках, это ещё не значит, что он знает принцип работы остальных систем. И будут ли повиноваться колёса рулю, когда машина поедет.

— Ну, пока ехали, и всё работало.

— Куда мы ехали?! Мы стояли, Юра, и грелись в кабине. А вот сейчас машина поехала, и все, у кого есть механизмы воздействия на её движение, попытаются ей управлять. И что самое интересное, многие обнаружат, что их рычаги не работают, их рули не рулят, так как на месте передаточных узлов зияют пустоты.

— Если честно, я это уже начал чувствовать. Неужели ты прав?!

— Наш генсек требует «нового мышления». Вот я и мыслю по-новому, всматриваясь во всю систему и вижу, что режим работы для двигателя задан такой, что он уже начал резонировать и скоро пойдёт в разнос. И сидящий ближе всех к двигателю об этом знает, но молчит, потому что у него есть дверь, в которую он в критический момент выскочит.

— Выкладывай о «новом», не томи душу.

— Чёрт с тобой. Давай по пятьдесят коньячку под лимончик, для храбрости.

— Наливай!..

За окном уже стемнело. Чернин курил трубку и слушал Базунова:

— Я когда первый раз эту информацию получил в сжатом виде, не поверил. Его возлюбили на Западе — почти единодушно во всех солидных изданиях Европы о «Горби» только комплиментарные статьи, включая США. Тут я стал перепроверять, и всё сошлось. В шестьдесят шестом году он с женой Раисой был приглашён во Францию французским бизнесменом прокоммунистических взглядов Жаном-Баптистом Думенгом. Они приехали вместе с группой других советских туристов, но когда официальная часть посещений фабрик для обмена опытом закончилась, Горбачёвы решили отдохнуть независимо. Они взяли напрокат «Рено» и пару недель колесили по Франции. Отсюда всё и началось. Первого секретаря Ставропольского горкома КПСС спецслужбы не могли упустить. Его там пасли и французы, и англичане, и америкашки.

— И на чём их вербанули?

— Они на машине сбили человека. Насмерть. Не знаю, то ли это был несчастный случай, то ли было подстроено. Но факт в том, что об этом знали только они и спецслужбы Франции и Англии.

— А как об этом узнал ты?

— Ты же знаешь, что во Франции достаточно сильная коммунистическая партия, мы поддерживаем некоторые связи ещё со времён Коминтерна. И деньги они получают от нас. Через тамошних коммунистов и копали. Проговорился полицейский, который был свидетелем происшествия. Конечно, полицейским не дали ничего оформить, через пять минут уже подъехали представители французских спецслужб и взяли дело под свой контроль.

— А откуда полицейский узнал, что это был Горбачёв?

— Полицейский из русской семьи эмигрантов первой волны, хорошо знал русский. Говорил, что документы водителя он не видел, тот отказывался что-либо предъявлять, но слышал разговор между супругами и запомнил имена Михаил и Раиса. Мы проверяли всех советских туристов и дипломатических работников, находящихся в тот период во Франции. Было три Михаила, но ни одной Раисы кроме Горбачёвой. И главное — он узнал их по фото.

— Дело было в шестьдесят шестом, Горбачёву было тридцать пять лет. А вы показывали фото в каком году?

— В восемьдесят седьмом.

— Через двадцать один год. Можно и не узнать или спутать. Может, в машине были русские, дети тех же эмигрантов?

— Коля, мы же не идиоты, мы показали фото тех лет!

— А если это подстава, деза в чистом виде? И этого полицейского вам подкинули французские спецслужбы…