– Как получится…

– Идите в дом! – крикнула теща. – Обедать!

В доме было чисто и нарядно. Уютно. Пусть по-мещански, по-дачному: коврик с оленями на стене, кружевные, накрахмаленные, колышущиеся на ветру шторки, рыжий абажур над столом, дешевые, из штампованного хрусталя, вазочки с плетеными салфеточками под ними, слоники в ряд, аккуратно выставленные на комоде, – Валентина все-таки добилась выселения слоников из городской квартиры. Пахло борщом и котлетами, чем-то печеным, ванильным, сладким. Пахло флоксами, стоящими в зеленой вазе. Пахло домом, жильем. Пахло семьей.

Смущаясь, Свиридов присел на краешек стула. Теща, расставляя тарелки и раскладывая приборы, украдкой разглядывала его. Он разговаривал с дочкой.

Катька, оттаяв и поборов смущение, отвечала подробно и бойко. Отчет был вполне обстоятельным:

– Ходим с дедом по грибы, но грибов мало, одни мухоморы. Зато земляники полно! – И глаза у нее загорались. – Да, ба?

Теща кивала, соглашаясь.

– Дружу с Галей и Татой, это две сестры, соседки. Галя хорошая, а Тата вредная. Мы иногда с ней не дружим, – бодро продолжала девочка. – Печем с бабой пирожки, да, ба? Лично я люблю с клубникой, ее у нас завались. А дед любит с капустой. А баба со всем подряд. Да, ба?

Теща улыбалась:

– Да, да, болтушка!

Катька притащила рисунки, слепленные кривоватые фигурки из пластилина, тетрадку с гербарием – «это мы с мамой».

Анна Ивановна тем временем наливала борщ – темно-малиновый, с белым распадающимся островком сметаны. Пах он невероятно. От нетерпения у Свиридова задрожали руки. Он сунул их под скатерку – не дай бог, теща увидит. Та, похоже, все поняла.

Ел он торопливо, обжигаясь и громко глотая. Вкусно было невероятно.

Потом подали котлеты, знаменитые тещины котлеты, пышные, здоровенные, пахнущие чесночком, источающие прозрачный, золотистый сок.

Катька болтала, теща делала ей замечания, дочка на секунду замолкала и снова продолжала болтать.

На третье был смородиновый кисель и вертушки – так теща называла сдобные, закрученные в спиральку и присыпанные сахаром булочки.

От сытости и спустившейся благости Свиридову немыслимо захотелось спать. Бухнуться бы сейчас на этот диванчик с жесткими валиками и уплыть, улететь и забыться.

После обеда Катька отправилась на дневной отдых.

– Спать не спит, но хоть полежит с книжкой. А то и уснет, – прокомментировала теща. – Хочешь чаю? – предложила она Свиридову.

Он отказался. Поинтересовался, где тесть. Оказалось, что дед уехал в городок за продуктами, а это, как водится, на целый день:

– То за этим постоишь, то за тем. Ну сам знаешь. Ездит он раз в неделю, по четвергам. В пятницу приедет Валя, что ей таскать тяжелое? И так устает на работе! Приезжает еле живая, язык не ворочается – дорога длинная, метро, электричка, автобус. В субботу полдня отсыпается, мы ее и не трогаем. А в воскресенье обратно тем же путем. Как у тебя, Женя? – без паузы спросила она.

– Да так, Анна Ивановна. Так себе. Не складывается у меня. И у нас с Валей не складывается.

– Знаю и вижу. Валя приезжает грустная, все больше молчит, уходит в лес и возвращается заплаканная. Что у вас не так, Женя? В чем причина? Ведь вы хорошо жили! И мы… мы с дедом старались. Чтобы свобода у вас была, поменьше хлопот. Чтобы… А, что об этом! – Расстроенная теща махнула рукой. – При чем тут мы с дедом? Верно?

– Вам только спасибо, Анна Ивановна, – горячо заверил он тещу. – Вы замечательные, лучше вас нет! Дело тут в нас, вернее, во мне. У меня как-то… ну по-дурацки, что ли… И с работой, и со всем остальным. И Валю я измучил, и себя. А вам только спасибо! – повторил он. – Я пойду, покурю?

Теща молча протянула ему пепельницу.

«Хорошо, что деда не оказалось дома, – подумал он, – с тещей проще, ее доброта безмерна». Он глянул на часы – почти четыре. Надо ехать, с тестем встречаться не хотелось.

Вернулся в дом, теща мыла посуду. Заглянул к дочке – Катька спала, раскинув тонкие, как веточки, руки, спала сладко и крепко, с полуоткрытым ртом, с разметавшимися по цветастой подушке золотистыми волосами. Из-под тонкой простынки высунулась длинная, с пыльной пяткой нога.

– Поехал я, Анна Ивановна. Спасибо за обед – как всегда, потрясающе! А по-другому у вас не бывает! Спасибо большое!

В ее расстроенном взгляде читались сочувствие и даже жалость. К нему? Святой она человек. А может, ко всем ним? К Катьке, Валентине, к ним, к старикам? Да уж, не повезло им с зятьком, что говорить. Не такого зятя они заслужили. «Ни дать, ни взять». Чистая правда.

На автобусной остановке толпились возмущенные люди. Выяснилось, что следующий автобус прибудет только через два часа, большой перерыв из-за какой-то поломки. Свиридов не расстроился, а даже обрадовался, свернул в лес, лег под деревом, накрылся ветровкой и тут же уснул. Но перед сном промелькнуло: «Ну чистый бродяга. Ем по домам, сплю под кустом. Классная у тебя жизнь, Евгений Свиридов».

* * *

А через полгода ему повезло. Да не просто повезло – сказочно повезло, небывало!

Знакомые дружка Стаса собирались в командировку в Монголию. Требовалось на кого-то оставить квартиру, человек должен был быть приличный, хорошо знакомый и серьезный, по рекомендации. Сговорились, и через пару недель он переехал на Шаболовку. Квартира была старой, обшарпанной, захламленной и темноватой. Но зато отдельной! Да еще в самом центре!

Кое-как со Стасом прибрались, удивляясь неаккуратности хозяев.

– Что поделать, геологи, – ворчал Стас. – Привыкли в полях есть из банок алюминиевыми ложками! Ты ж видел, какие они – одержимые! Полгода просидят в палатках с котелками и спальниками, вернутся в город и тоскуют – когда обратно? Вот жизнь, а? Но им в кайф! Прям оживают, когда подходит срок! А в городе мучаются, страдают, привыкли к чистому воздуху, чистой воде.

Разобрали одну из трех комнат – ему хватит. Договорились, что Стас будет приводить в квартиру своих девиц, не зря же он хлопотал! Ну и ладно, Свиридову до этого какое дело, ему места хватит. Тогда же устроился на ВДНХ, оформителем в павильон «Космос и машиностроение». Работа была не бей лежачего – бригада состояла из трех человек: он, еще один «мазила» и бригадир. Полдня спали в подсобке, а остальное время квасили. Бегали за разливным пивом и за солеными сушками в павильон «Главпиво». Иногда перепадали и раки. Классное было время! Свобода и деньги, пусть ерундовые, но свои. Пустая квартира с окнами на храм Живоначальной Троицы, тишина.

Четверть зарплаты Свиридов отвозил Валентине. Она выходила на школьный двор и молча, без разговоров, брала конверт. Он замечал, что выглядит она плохо, очень осунулась и постарела, под глазами лежали черные тени, в волосах пробивалась первая седина. Да и настроение было паршивым, она и не пыталась это скрывать.