Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это еще что за новость?! — притворно возмутился Семен. — Знаю, на кого ты метишь, мамочка. Небось хочешь нам подсунуть Лорочку или Наточку! — решил он подшутить над маминым рвением, которое она проявляла в поисках невест, и назвал имена дочерей маминой подруги Тамары Львовны. Девицам перевалило за двадцать пять, они были, как говорят ныне, «безбашенные», сварливые, затевали ссоры по любому поводу. И собственная мать пыталась поскорее их сбагрить замуж, чтобы наконец в доме наступил покой.
— Да боже упаси! — воскликнула мама. — Что же я буду своим сыновьям советовать кого поплоше?! Уж не волнуйтесь, я вам таких девочек подберу! У меня несколько бывших учениц подросли, такие девочки культурные, воспитанные, красивые.
— Небось избалованные, — закапризничал Саша, не слишком доверяя маминому выбору.
— Не знаю, — честно призналась мама. — Но английский они учили хорошо. Старательные…
— Отличное знание английского — конечно, сильный аргумент в выборе жены! — Семен не удержался и хихикнул.
После не особо интересующей сыновей темы все дружно решали, куда переставить стол — ближе к камину или все-таки к телевизору. Почему-то очень хотелось послушать обращение президента.
— Да что вы, ребята, прямо как официальные лица! Президента каждый день можно по телевизору лицезреть, — наконец не выдержала бабушка. — Что ж теперь, каждому его слову внимать? Вы для нас президенты! — и решительно отъехала на своей коляске к камину. — Мне надо туда, где тепла побольше. Зябну я, у меня слой жира тонкий.
Тут и наступило время дарить подарки. Бабушке вручили и помогли надеть новозеландский жилет из овечьей шерсти — и она с восторгом стала поглаживать тонкое руно, чувствуя, как оно согревает ее сухонькое старческое тело. Оренбургская пуховая шаль тоже пришлась ей по вкусу. А новые духи окончательно привели в замечательное расположение духа, которое не покидало ее в течение веселого празднования, до тех пор пока она не укатила в свою «светелку» досыпать ночь. Маме вручили дорогой тур по Франции, и она радостно сообщила, что наконец-то навестит своих подруг в Париже. Братьям перепало по свитеру, которые были доставлены прямо из Таллинна. Они со знанием дела пощупали мягкую шерсть, полюбовались на рисунок — традиционных оленей, и тут же в них переоделись.
— Вам бы в таком виде в Альпы, на горный курорт, все девушки вашими будут! Может, там и невест себе подобрали бы, — залюбовалась на высоких, красивых сыновей мама.
— Что-то много мы говорим нынче о невестах! — улыбаясь, заметил Саша.
— Меня не покидают мечты о внучках. — Мама весело посмотрела на удивленных братьев. — Это не просто моя прихоть или каприз. Мы тут с бабушкой поговорили и решили, что внучки все-таки нам нужнее. Будет кому фамильные драгоценности передать. А то не одно поколение копило, и мы в них покрасовались, пора уже передавать следующему.
— Как найдем достойных, сразу женимся, — легкомысленно пообещал Семен. — Коль скоро перед семьей возникла такая проблема.
Александр промолчал, поскольку уже успел побывать в браке дважды, но понял, что свободная жизнь ему намного приятнее. Нельзя сказать, что жены ему доставались неважные, просто стабильные отношения вызывали у него не менее стабильную скуку. Появление детишек, возможно, внесло бы какую-то свежую струю в семейные отношения. Но Александр не решался так кардинально менять свою жизнь. Да и жены, что первая, что вторая, тоже занимались собственной карьерой, считая появление детей помехой в успешном служебном росте.
В ту новогоднюю ночь, подтрунивая друг над другом, радуясь тому, что в кои-то веки опять собрались всей семьей «в центральной усадьбе нашего колхоза», как иногда с юмором называли они Сашин дом, все были счастливы. Вскоре вслед за бабулей отправилась в свою спальню и мама, — ее совсем сморил сон, и она время от времени роняла голову на грудь, вздрагивала, таращила сонные глаза, стараясь поддержать компанию. Братья остались одни, поговорили о своих планах, вполглаза поглядывая на телеэкран.
— Вот вслушайся в слова этой песенки, — Семен поднял палец вверх, призывая брата к вниманию. — Ведь бред сивой кобылы! А как популярна! По всем каналам день и ночь крутят.
— Ты же вроде тоже собирался когда-то сочинять стихи для песен. Уверен, у тебя получилось бы лучше.
— Не только собирался, даже написал несколько. Но те, кому хотелось бы отдать эти стихи, сами балуются рифмой. А кто взял бы с удовольствием — тем не отдам ни за что. Уж больно слабенькие голоса у этих поп-див, совсем никудышные. Не хочется позориться.
— Как говорит наша продвинутая Лорочка — забей! У тебя хорошо пошли книги, вот и радуйся. Лови момент, как говорит сестрица Лорочки — Наточка.
— Ой, не напоминай мне о них к ночи, — расхохотался Семен. — А то живот разболится от смеха, не усну.
Он давно уже завел отдельный раздел в своей заветной тетради, куда записывал перлы этих разудалых сестриц. Не так уж часто он с ними виделся, но вполне было достаточно услышать их рассуждения в пересказах мамы. Она тесно общалась с Тамарой Львовной на почве любви к симфонической музыке. Обе дамы покупали абонементы на концерты в филармонию и регулярно посещали их. После чего мама делилась с Семеном впечатлениями не только о концерте, но и пополняла его «творческую копилку» новыми выражениями девушек. Просто удивительно, откуда у них все это бралось. Все-таки из подросткового возраста давно уже вышли. Семена действительно разбирало любопытство, и однажды он спросил у мамы, а чем же, кстати, занимаются пресловутые сестрички? Выяснилось, как раз тем, что так благоприятствовало обогащению их словарного запаса. Лорочка возила группы тинейджеров на экскурсии по разным городам, а Наточка давала уроки рок-н-ролла в университете. Так что источник супермодных оборотов и словечек стал ясен.
— А если честно, Семка, я рад за тебя, горжусь твоими литературными успехами. Не в первый раз тебе говорю об этом, смотри не загордись. Просто иногда вспоминаю, как мы все с тобой намаялись, пока ты свое дело нашел…
— Ну, ты прямо как папочка, а всего-то на полтора года старше меня, — с иронией ответил Семен.
— Папочка тебе по-другому бы сказал. Помнишь? — в глазах у Саши замерцала лукавинка, губы сами собой растянулись в улыбке.
— Помню, как же! — подхватил Семен. И немедленно процитировал покойного отца: «Мужчина должен…»
Оба рассмеялись, вспоминая фразу, которой отец пытался внести свою лепту в воспитание сыновей, когда они еще были совсем мальчишками.
Отец был вечно занят на работе. Сколько они помнили — аврал у него следовал за авралом. То он пропадал на бесконечных совещаниях, то вечно решал какие-то сложные производственные проблемы, и видели они его только по воскресеньям. Тогда он спохватывался и вспоминал, что мальчишки растут без сурового мужского воспитания, и призывал сыновей следовать его примеру, требуя от них чего-то большого и несбыточного. Его лозунги «мужчина должен быть…уметь…иметь…» почему-то смешили их. И частенько, когда отец не слышал, они поддразнивали друг друга словами «мужчина должен…» и покатывались со смеху. Воспитанием детей занималась мать. Она в меру баловала их, интуитивно чувствуя, что сыновья растут неплохими ребятами, и поэтому не стоит слишком уж держать их в узде. С отцом братья так никогда и не нашли общий язык, просто не научились с ним общаться. Впрочем, так же, как и он не сумел добиться доверительной близости с сыновьями. Умер он неожиданно, от инфаркта. Братья никогда не видели его старым, поэтому в их памяти он остался сильным, энергичным, крупным мужчиной с массивной головой и жестким взглядом внимательных серых глаз. И теперь, когда братья возмужали, стали взрослыми мужчинами, мать находила все больше внешнего сходства сыновей со своим покойным мужем. Но характерами они очень отличались от отца. Хотя старший, Александр, и получил в наследство от отца неуемную энергию, чувство ответственности, любовь к труду, вместе с тем он слыл и дамским угодником, любил украшать свою жизнь приятными дорогими приобретениями и непременно дважды в год ездил отдыхать за границу. Одним словом, любил красивую жизнь. Но на жизнь он зарабатывал честным трудом. Семен еще не достиг такого высокого материального уровня, как брат, однако доходы от книг позволяли ему многое из того, о чем раньше он мог только мечтать.