американского общества. Многие были выпускниками Йеля, причем из тех, кто взирает сверху вниз на выпускников того же университета, кто не воспитывался в правильной частной школе или не состоял в правильном тайном обществе. Однако в смысле антикоммунизма Виз всем им мог дать фору. Как сказал Артур Шлезингер — младший, служивший сержантом Управления стратегических служб в Германии: «Лично я никогда не был большим поклонником Советского Союза и, безусловно, не рассчитывал на гармоничные отношения после войны. Но Фрэнк, даже на мой взгляд, малость перебирал по этой части»{69}.

Ребята из ЦРУ и их жены сформировали в Вашингтоне (округ Колумбия) приятную социальную среду. Более урбанизированные и либеральные, чем большинство людей в этом городе в ту эпоху, они организовывали шумные званые обеды в своих домах в Джорджтауне, куда приглашали агентов ЦРУ, чиновников из Министерства обороны и влиятельных журналистов. После обеда, как было принято в те времена, женщины удалялись в одну комнату, а мужчины беседовали о политике в другой{70}. Как правило, они брали пример с Секретной разведывательной службы, или МИ-6, — британского агентства, накопившего огромный опыт шпионажа на протяжении столетий существования Британской империи. Некоторые являлись большими поклонниками Джеймса Бонда. Трейси Барнс, один из основателей ЦРУ, обожал литературного героя, созданного Яном Флемингом в 1953 г., и дарил его романы своей семье на День благодарения{71}.

Пол Нитце, разработавший так называемый план холодной войны, описал имперские ценности высшего класса, которыми дети элиты проникались в школе Гротон, частном учебном заведении, устроенном по образцу английских школ и снабдившем ЦРУ на начальном этапе многими ключевыми сотрудниками.

«Так исторически сложилось, что каждая религия высоко чтит тех своих последователей, кто уничтожил врага. Коран, древнегреческие мифы, Ветхий Завет — вот чему учили мальчиков в Гротоне, — сказал Нитце. — Сокрушить врага — благое дело. Конечно, имеются некоторые ограничения средств и способов. Если обратиться к греческой культуре и прочесть Фукидида, там есть пределы того, что можно сделать с другими греками, принадлежащими к твоей культуре. Однако нет пределов тому, что можно сотворить с персом. Он варвар». Коммунисты, заключил он, «были варварами»{72}.

С самого начала в ЦРУ было два основных подразделения. Одна сторона деятельности — сбор информации посредством шпионажа. Работа этих людей отчасти напоминала частную новостную службу президента. Другой стороной были секретные операции — грубые действия, активные попытки изменить мир. Вот это как раз была территория Фрэнка Виснера.

Виз начал с создания спящей сети шпионов и «закулисных» агентов в Западной Европе, задачей которых было активизироваться, если Советы когда-нибудь вторгнутся туда{73}. В Германии ЦРУ ничтоже сумняшеся брало на службу бывших нацистов, в том числе руководителей эскадронов смерти, при условии, что те были антикоммунистами. Затем Виснер стал искать способ проникнуть на советскую территорию. Он нанимал отчаявшихся, потерявших все украинских беженцев, многие из которых воевали на стороне нацистов, их должны были забрасывать на территорию коммунистов на парашютах, чтобы там они организовывали восстания против русских. Ни один из них не выжил{74}. Виснера это, однако же, не остановило. Центральное разведывательное управление отправило сотни агентов-албанцев на их родину. Почти все были схвачены или убиты. Выглядело это так, будто союзные с Советами государства поджидали их. Так оно и было. Ким Филби, британский агент, работавший в тесной близости с Виснером и другими сотрудниками ЦРУ, был советским «кротом». Практически каждая из ранних операций Виснера оказалась так или иначе скомпрометирована. Но и узнав об этом, Виснер продолжал отправлять своих агентов в Албанию. Их вылавливали и судили.

Медленно, но верно Виз и цэрэушники приходили к пониманию, что собственная территория Советов по большей части неприступна. Проникнуть туда шансов не было. Если они хотят победить коммунизм — а они отчаянно этого хотели, — нужно смотреть в других направлениях. Такую возможность как раз и дал третий мир. Проблема, которую эти люди не заметили, согласно весьма благожелательной истории, написанной журналистом Эваном Томасом, состояла «в том факте, что они почти ничего не знали о так называемом развивающемся мире»{75}.

2

Независимая Индонезия

Новая жизнь Франциски

В 1951 г. Франциска вернулась на родину. Двадцатичетырехлетняя женщина, только что вышедшая замуж, обосновалась с супругом в гараже на аэродроме ВВС в 16 км от центра города. Условия были намного суровее тех, к которым она привыкла, но двоюродный брат посоветовал им это место, и они решили здесь поселиться. Ежедневно она вставала в шесть утра, ехала на велосипеде до ближайшей остановки, садилась в автобус, затем запрыгивала в кузов маленького шестиместного автомобиля с мотоциклетным двигателем и ехала на работу. Дорожное движение в те дни было совсем слабым и мусульманки в хиджабах были наперечет, но при высокой влажности и температуре за 30 ˚C, считай, круглый год, чтобы добраться куда-нибудь в Джакарте, приходилось попотеть как следует.

Все это, однако же, нисколько ее не тяготило. Как и многих других индонезийцев, Франциску переполнял энтузиазм. После столетий эксплуатации и рабства у нее была своя страна, пусть всего только в год возрастом.

Совершая свой ежедневный путь по городу, Франциска не думала о комфортной жизни, от которой отказалась. Единственное, что для нее было важно, — она строит Индонезию из ничего. «Мы должны жить в полную силу, делать все, что можем, — размышляла она. — Когда трудишься ради подобной цели, настолько большей, чем ты сам, это вообще не воспринимается как работа»{76}.

Франциска Паттипилохи родилась в 1926 г. и формально принадлежала к аристократии. Индонезия часто делилась на многочисленные мелкие королевства (и некоторое количество крупных), и ее семья относилась к высшему классу Амбона — тихого и уютного островка, обрамленного белым песком в окружении ярко-синего океана, в 2400 км от Джакарты. Голландские колониальные структуры предоставляли местной знати особые привилегии, но ее отец предпочел от них отказаться и работал архитектором, живя в столице, которая в те времена называлась Батавией. Более крупный остров Ява — один из самых плотно населенных участков земли в мире: здесь ошеломляющее скопление городов, многим из которых тысячи лет. Но Батавия никогда не считалась особо важной ни для одного из здешних королевств, это был форпост крупного порта Бантен, через который шла торговля перцем, когда Голландская Ост-Индская компания, одна из важнейших организаций в истории как мирового капитализма, так и колониализма, захватила его в 1619 г.{77} Гигантский город, существующий сегодня, был построен по большей части голландцами, и его отличие от остальной Явы ощущается по сей день.

Отец Франциски был преуспевающим архитектором и мог себе позволить чудесный дом в городе. Дела его шли настолько хорошо, что Франциска имела возможность посещать колониальную школу вместе с