– Твои родные, наверное, беспокоятся о тебе, – сказал Равд. – У тебя есть жена?

Я помотал головой и добавил, что Бертольд Храбрый говорит, что я еще недостаточно взрослый. Равд кивнул с серьезным лицом.

– А ты сам как считаешь?

Я подумал о школе и о том, что, возможно, захочу поступить в колледж, если когда-нибудь вернусь домой.

– Надо подождать несколько лет.

Свон насмешливо фыркнул:

– Две крысы в одной норе помрут от голода.

– Надеюсь, нет.

– Да неужели? И как же ты собираешься содержать семью?

Я ухмыльнулся:

– Жена меня научит. Когда я найду ее.

– Да ну? А если она сама не будет знать? – Свон взглянул на Равда в поисках поддержки, но не получил ее.

– Тогда зачем мне такая жена?

Равд хихикнул.

Свон наставил на меня палец:

– В один прекрасный день я преподам тебе урок…

– Ты должен сам многому научиться, прежде чем преподавать уроки другим, – сказал Равд. – А тем временем Эйбел может поучить нас обоих, мне кажется. Кто такой Бертольд, Эйбел?

– Мой брат.

Так мы говорили всем, Бен, и Бертольд Храбрый верил в это.

– Старший, раз он дает тебе советы?

– Да, сэр, – кивнул я.

– А где ваши родители?

– Наш отец умер много лет назад, – сказал я. – А мать скончалась вскоре после моего рождения.

Это было правдой и в твоем мире, и здесь.

– Соболезную. А сестры у вас есть?

– Нет, – сказал я. – Отец вырастил моего брата, а брат вырастил меня.

Свон снова рассмеялся.

Я уже совсем запутался: воспоминания о родном доме переплелись с историями, которые Бертольд Храбрый рассказывал мне о своей – и якобы моей – семье. Все осталось в прошлом, и, хотя далекая Америка существует в настоящем времени, прошлое представляет собой всего лишь воспоминания, архивные записи, которых никто не читает или не может прочитать. «Здесь» и «там» перемешиваются, словно книги в школьной библиотеке, где на каждой полке стоит столько посторонних книг, что уже никто не знает, для каких она предназначалась изначально.

– Судя по всему, вы с братом сами не из Гленнидама. Иначе ты бы знал, как зовут жену Сикснита и их новорожденного ребенка, поскольку в деревне живет всего пятьдесят человек. В какой деревне вы живете?

– Ни в какой, – сказал я. – Мы живем сами по себе – главным образом в лесной глуши.

– Разбойники, – прошептал Свон.

– Возможно. – Равд чуть заметно пожал плечами, приподняв их буквально на толщину травинки. – А ты отведешь нас к своему дому, если я попрошу, Эйбел?

– Это дом Бертольда Храброго, сэр, а не мой. – Я испепелял Свона взглядом.

– Ну, к дому твоего брата. Ты отведешь нас туда?

– С удовольствием. Только это не дом в полном смысле слова, а просто лачуга. Немногим больше вашей палатки. – Мне показалось, что Свон собирается сказать что-то, но он промолчал, и поэтому я продолжал: – Мне следовало бы стать разбойником, как говорит Свон. Тогда бы у нас с братом был хороший дом с толстыми стенами и дверями – и вдоволь еды.

– В этом лесу водятся разбойники, Эйбел, – сказал Равд. – Они называют свои шайки вольными отрядами, у них есть все, о чем ты говоришь?

– Думаю, да, сэр.

– А ты сам видел?

Я помотал головой.

– Когда мы встретились, Свон выразил опасение, что ты заведешь нас в засаду. Как по-твоему, вольные отряды могут на самом деле напасть на нас из засады? И сразиться с нами тремя?

– С нами двумя, – сказал я. – Свон даст деру.

– А вот и нет!

– Ты дашь деру от меня, еще не заухает сова. – Я презрительно сплюнул в костер. – Ты бы улепетывал как трусливый заяц даже от двух хромых котов и слабой девчонки.

Свон взялся за эфес меча. Я понял, что должен помешать парню обнажить клинок. Я перепрыгнул через костер и повалил Свона на землю. Он отпустил эфес, когда упал, а я выхватил меч у него из ножен и забросил далеко в кусты. Мы сцепились и покатились по земле (так иногда дрались мы с тобой); он пытался дотянуться до своего кинжала, но я не давал. Мы подкатились к самому костру, и он вырвался из моей хватки. Я думал, он собирается выхватить кинжал и вонзить в меня, но он вскочил на ноги и пустился наутек.

Стряхивая грязь с одежды, я сказал Равду:

– Вы можете забрать свой скильд обратно, раз хотите.

– Если хотите. – Он даже бровью не повел. – «Если» выражает предположение или возможность, а «раз» означает утверждение или уверенность. Ты слишком грамотно говоришь, Эйбел, чтобы делать такие непозволительные ошибки.

Я кивнул. Я все еще не понимал, что он за человек, и сомневался, пойму ли когда-нибудь.

– Я думал, вы разозлитесь на меня.

Равд потряс головой.

– Свону скоро предстоит стать рыцарем. Этого ожидает его семья и он сам. А также его светлость – да и я, коли на то пошло. Таким образом, он станет рыцарем. Но прежде чем пройти акколаду, Свон должен многому научиться. Я учу его по мере своих сил.

– И меня, – сказал я. – Правильно употреблять слова «раз» и «если» – и многим другим вещам.

– Благодарю тебя.

Несколько минут мы сидели, погруженные каждый в свои мысли. Потом я спросил:

– А я могу стать рыцарем?

Тут я в первый и последний раз увидел на обычно бесстрастном лице Равда слабое подобие удивления: глаза у него чуть округлились.

– Мы можем взять тебя с собой, если ты имеешь в виду это.

Я помотал головой:

– Мне нужно остаться здесь и заботиться о Бертольде Храбром. Но когда-нибудь? Если я останусь здесь?

– Мне кажется, ты уже почти рыцарь. Что делает мужчину рыцарем, Эйбел? Мне бы хотелось услышать твои суждения на сей счет.

Он вдруг напомнил мне мою учительницу математики, магистра Спаррео, и я широко ухмыльнулся:

– И поправить меня.

Равд улыбнулся мне в ответ:

– И поправить тебя в случае необходимости. Так скажи мне, чем рыцарь отличается от любого другого мужчины?

– Кольчугой вроде вашей.

Равд отрицательно потряс головой.

– Тогда большим конем вроде Черногривого.

– Нет.

– Деньгами?

– Конечно же нет. Я упомянул об акколаде, когда мы с тобой говорили о моем оруженосце. Ты меня понимаешь?