Она на минуту остановилась, бормоча:

– Ты такая же, как твоя мать.

Сифэн зарыдала: эти слова ранили ее сильнее, чем любые удары. Вот каким на самом деле было мнение Гумы о ней: слабая, никчемная, достойная презрения.

– Я так старалась угодить вам, – всхлипывала девушка. – Делала все, что вы мне велели.

– Жаль, что Нин не такая красивая, как ты. Она была бы в сто раз лучшей племянницей.

Сифэн почувствовала, как гнев внутри нее вытесняет скорбь. Это придало девушке храбрости прямо взглянуть тетке в глаза, и жестокая улыбка на губах Гумы только укрепила уверенность Сифэн, что пора дать отпор.

– Я была бы только рада, если бы вашей племянницей являлась Нин, – выпалила она. – Лучше умереть, чем быть прикованной к вам до конца жизни. Я не хочу стать такой же озлобленной, высохшей и ядовитой, как вы!

Трость взметнулась вверх, и Сифэн получила удар под подбородок. Затем Гума слегка, почти нежно дотронулась концом трости до ее лица.

– Полегче, детка, – прошептала тетка. – Одно движение, и я могу оставить тебя без глаза… или сломать нос. И куда ты денешься без своей красивой внешности? Думаешь, твоя жизнь будет такой же легкой, как сейчас, а мужчины по-прежнему будут осыпать тебя подарками? Надеешься, что, потеряв хорошенькое личико, ты все еще будешь нужна Вэю?

Гума надавила на трость, и Сифэн вскрикнула от боли. Конец трости проткнул ее нежную гладкую щеку, и что-то теплое потекло вниз по подбородку.

– Я тебе открою маленький секрет, цветочек лотоса. Твоя красота – это все, что ты имеешь. Твое единственное оружие.

Стиснув зубы, Сифэн стояла перед Гумой, которая, подавшись вперед и сжимая в руке конец трости, изготовилась, чтобы нанести племяннице удар по голове.

– Интересно, – проворковала тетка, – что произойдет, если я избавлю тебя от твоей замечательной внешности?

Ярость захлестнула Сифэн, и это дало ей силы. Чувствуя, как трость все сильнее впивается в щеку, она, развернувшись всем телом, ногой ударила тетку в мягкий живот. Раздался звук как от удара кулаком по мешку с рисом, и Гума, сложившись пополам, повалилась на пол, со стуком отбросив в сторону бесполезную теперь трость. Ее лицо исказилось от боли и потрясения.

– Гума, – выдохнула Сифэн, чей гнев испарился в ту же секунду. – Что я натворила?

Но тетка ползком, вытянув руку, уже пыталась дотянуться до трости, и Сифэн поспешным движением подняла ее. Держа трость так, чтобы Гума не могла выхватить ее, она стояла над женщиной, вырастившей ее, и ощущала в себе привкус вины.

– Вы больше не будете бить меня, – тихо сказала она.

– Ты – все, что у меня есть, – прохрипела Гума. – Я была тебе… лучшей матерью, какую только можно себе представить.

– Настоящая мать меня бы любила. И лелеяла.

Слезы жгли рану на лице Сифэн.

– Для тебя я всегда была всего лишь собственностью, которую ты использовала в своих интересах.

– Сифэн…

– Мне страшно остаться без тебя. Я боюсь оказаться лицом к лицу с Шутом без твоей поддержки, – призналась девушка, – но я хочу верить в то, что сама смогу следовать за своей судьбой.

Сифэн видела отчаяние в Гуминых глазах, однако ей было ясно, что не любовь была его причиной. Гума скорбела лишь о невозможности стать богатой, что могло бы осуществиться, сумей она попасть во дворец. Тогда одной рукой она бы подталкивала Сифэн к Императору, а другую протягивала бы за вознаграждением для себя.

– Прости, что сделала тебе больно. – Трясущимися руками Сифэн коленом переломила трость пополам.

– Мы с тобой принадлежим друг другу, больше у нас никого нет на свете, – умоляла Гума. – Ты – все, что у меня осталось… дочка.

У Сифэн защипало в глазах, и она закрыла их, чтобы не видеть молящего выражения на лице тетки. Она схватила мешок и прижала его к себе как щит.

Видя ее решимость, Гума тут же оставила свой вкрадчивый тон.

– Ты всегда будешь принадлежать мне. Тебе никогда от меня не избавиться, – прошипела тетка и перевела взгляд в сторону. Сифэн напряглась, зная, что раненый зверь особенно опасен. Этому ее тоже научила Гума.

Однако та всего лишь искала глазами стоявший на полу сосуд с водой. Сифэн увидела в воде свое отражение: овальное личико, раскосые глаза, волосы цвета воронова крыла, спадающие на плечи. Отметила свою осанку, вздернутый подбородок, отведенные назад плечи, подчеркивающие стройность шеи и маленькую высокую грудь. Все, как учила ее Гума: невинная и послушная до последней минуты кукла.

Девушка повернула голову и ахнула при виде воспаленного красного пятна, изуродовавшего ее левую щеку.

– Что ты наделала? – прошептала она, прикрывая рану дрожащими пальцами.

– Ты сама виновата в том, что меня разозлила, – в теткином тоне вновь послышалась нежность. – Иди сюда, дай мне смыть с тебя кровь и нанести бальзам на это место. Ты мое дитя, Сифэн, и я всегда буду о тебе заботиться.

Даже поверженная на спину, скорчившаяся от боли, Гума сохраняла над ней власть, и Сифэн хотелось сдаться, дать тетке еще один шанс и броситься к ней в надежде, что на сей раз эти руки не изобьют, а обнимут. Но порез на лице и обломки трости в руках напомнили ей горькую правду.

– Прощай, Гума, – произнесла Сифэн, смесь ярости и сожаления переполняла ее. – Я передам от тебя привет Змеиному богу, если он снова мне повстречается.

– Надеюсь, у тебя останется шрам, неблагодарная маленькая змея! – завопила ей вслед тетка. – Ты мне ничего не принесла, кроме огорчений!..

В коридоре Сифэн протиснулась мимо Нин, и та с расширенными от страха глазами протянула ей матерчатый мешочек, в котором угадывалось что-то округлое; молча приняв его, Сифэн проследовала к выходу. И вскоре она навсегда покинула этот дом, сохранив в памяти исполненное ужаса выражение лица Гумы, как будто пламя вырвалось из ее черного сердца.

Восемнадцать лет этот пыльный, всеми забытый городишко был для Сифэн единственным известным ей миром. Ветхие домики, болота, в которых прятались хищные аллигаторы, покрытые твердой как броня шкурой, да река на краю леса – вот и все, что она видела в своей жизни. Теперь же, путешествуя на старой лошади Вэя, она с высоты оглядывала расстилавшийся перед ней настоящий мир. Она могла отправиться куда угодно и делать все, что только пожелает.

– Ты хотел бы увидеть пустыню? – спросила она Вэя, держась руками за его талию. Уткнувшись лицом в его плечо, девушка вдыхала привычный запах кузницы и травы. Он пах домом, и мысль о том, что она берет с собой кусочек прежней жизни, делал расставание менее пугающим.

– Полагаю, это будет подальше отсюда, чем Императорский Город.

По тону Вэя было понятно, что он улыбается, и Сифэн захлестнул прилив беззаботного счастья.