Повернувшись спиной к окну, Лайам смотрел, как Маргарет снимает плащ и складывает его в руках.

– Чашечку чаю? Или ты хочешь чего-нибудь покрепче? Может, виски с содовой? Или «Бейли»?

Маргарет недовольно поморщилась.

– Лайам, ты же знаешь, что я его не люблю. У него вкус, как у шоколадного молока.

Он нахмурился и выбранил ее:

– Никогда не обижай доброе ирландское виски.

Женщина вздохнула.

– Это тоже одно из твоих суеверий?

– Это Золотое Правило!

Маргарет не рассмеялась вместе с ним. Она аккуратно положила плащ на кресло с высокой спинкой и оглядела комнату. Женщина все еще не могла запомнить, где что лежит. Наступит ли время, когда она почувствует себя здесь как дома? Хорошо, хоть ее квартирка на втором этаже теплая и уютная.

Лайам покачал головой.

– Долгий получился ужин, да? Я знаю, что ты терпеть не можешь так долго сидеть почти неподвижно.

Он щелкнул выключателем торшера.

– От этого красного абажура придется избавиться, – решительно заявил он.

Торшер освещал пол, но не комнату.

Женщина зевнула. Обеими руками она встряхнула волосы.

– Что ты думаешь о Мильтоне?

Маргарет не стала дожидаться, пока Лайам ответит. Да она особенно и не рассчитывала на ответ.

– Он, похоже, довольно общительный. Но я с ним чувствую себя неловко.

Лайам пересек комнату и положил руки ей на плечи. Он потер рукава свитера, словно собирался ее согреть.

– Из-за того, что он такой большой?

– Большой и грубый. Он напоминает мне большого козла.

Лайам откинул назад голову и весело рассмеялся. Маргарет всегда приходили в голову самые неожиданные сравнения.

– Значит, по-твоему, он похож на козла?

– На грубого козла Билли. Ты должен знать эту историю.

Лайам потер подбородок.

– Это из скандинавского фольклора.

Он прошел к потертому кожаному дивану и грациозно опустился на краешек.

Мужчина посмотрел на Маргарет. Его карие глаза искрились весельем.

– Ты знаешь, козлы могут приносить удачу. По этому поводу есть один стишок девятнадцатого века.

Он закрыл глаза и процитировал:

Пускай смеются мои друзья,

Я доктор, точно, но для зверья.

Пускай я пахну и день и ночь,

Мой запах гонит болезни прочь.

Маргарет покачала головой.

– Болезнь остается, – пробормотала она.

Лайам поморщился.

– Каламбур – это юмор не самой высокой пробы.

– Если ты собираешься здесь сидеть и изливать на меня свои амбарные поэмы, то тебе придется смириться с моими маленькими неуклюжими каламбурами.

Женщина подошла к окну.

– А вообще-то здесь холодно. Вот посмотри. Стекла дрожат от ветра. Зимой мы с тобой оба наверняка подхватим пневмонию. Как только ты помнишь все эти древние стихи!

Лайам наклонился к круглому журнальному столику, стоявшему перед диваном. Он взял стеклянный графин и налил себе маленькую рюмочку скотча. В неярком свете торшера на его лице появилась легкая улыбка.

– Это моя работа. И это у нас фамильное.

Маргарет нахмурилась. Она отдернула мятую бархатную занавеску и стала смотреть на улицу. По тротуару мимо дома пробежали трусцой две девушки. Рюкзаки подпрыгивали у них на спинах.

«Что-то они поздно, – подумала Маргарет, наблюдая, как девушки спешат по направлению к студенческому городку. – Спальные корпуса наверняка уже закрыты. Если девочки живут в общежитии, им сейчас не позавидуешь».

– В Чикаго тоже запирают общежития на ночь? – спросила она Лайама. – Я что-то не припомню.

– Нет, – ответил он, потягивая скотч. – Но здесь, в маленьких городках Пенсильвании... Здесь ничего не меняется. Здесь время остановилось.

Он сделал еще глоток.

– Мы говорили о Мильтоне, – напомнила женщина, вглядываясь в неясную тьму.

– О Мильтоне-козле!

Лайам пересек комнату, осторожно неся перед собой рюмку.

– У него такие громадные ручищи. Когда говорят о руках мясника, имеют в виду именно такие руки.

Лайам усмехнулся.

– Какое уж там у козла мясо! А почему ты смотрела на его руки?

Маргарет отвернулась от окна.

– На них трудно не обратить внимание! Я думала, он раздавит бедную пивную кружку!

Лайам поставил рюмку рядом с кроличьей клеткой. Женщина смотрела, как он просовывает морковку сквозь решетку.

– Мильтон совершенно нормальный. Мне кажется, он интересный человек.

– Интересный? Я видела, как ты зевал, когда он показывал тебе свою коллекцию ножей. Он так подробно рассказывал о каждом из них! Мне казалось, это никогда не кончится.

Лайам рассмеялся.

– Посуди сама, не может же он с такими руками собирать коллекцию наперстков!

Они оба рассмеялись.

Лайам потыкал морковкой в нос кролику.

– Держи, Фиби! Кушай! Давай! Ешь!

Он оглянулся на Маргарет.

– Эта крольчиха явно создана для ирландского рагу! Да она скорее съест собственные орешки, чем свежую, сочную морковку!

Маргарет поежилась. Она задернула занавеску и отошла от окна.

– Лайам, почему все-таки ты держишь эту противную крольчиху?

Лайам ответил не сразу.

– Из-за четырех кроличьих лапок. Мне нужно, чтобы мне везло. Я должен обеспечить себе как можно больше везения.

* * *

Через пару минут раздался такой сильный стук в дверь, что они оба вздрогнули. Лайам сунул морковку в клетку и пошел открывать.

– Уже поздно. Кто бы это мог быть?

Маргарет улыбнулась.

– Может быть, Мильтон. Пришел одолжить немного козьего корма.

Лайам бросил взгляд в зеркало над каминной полкой, чтобы убедиться, что у него все в порядке.

– Маргарет, это жестоко. Нет, правда, жестоко.

Снова раздался стук. Потом кто-то легонько забарабанил по двери кончиками пальцев.

– Входите! – Лайам открыл дверь.

Он не сразу узнал стоявшую на крыльце женщину. Несколько мгновений мужчина молча смотрел на взлохмаченные рыжие волосы, закрывавшие один глаз. Волосы явно пострадали от бесчисленных перманентов и окраски. Потом он заметил ярко накрашенные губы.