В резидентуре внимательно проанализировали провал Юнкера. «История с арестом Юнкера вынуждает нас, — доложил резидент в Центр, — относиться к нему чрезвычайно осторожно. Если даже допустить, что А/26 нас не предал, то и тогда возникает вопрос, сможет ли он здесь развернуть работу, ускользнуть из-под наблюдения немцев». Вместе с тем руководитель резидентуры выступил против полного разрыва отношений с агентом и предложил со временем, по истечении «карантинного» срока, продолжить сотрудничество с ним. «Важно, чтобы он оставался в поле нашего зрения, и мы могли его контролировать», — заключил свое письмо резидент.

Центр, однако, принял другое решение, распорядившись, чтобы Юнкер выехал в Швецию и там работал по заданиям разведки. Резидент в Стокгольме Баевский, знавший А/26 еще по Берлину, дал на это свое согласие.

Руководитель берлинской резидентуры Густав (Б. Гордон), узнав об окончательно принятом решении Центра, выразил по этому поводу свое сожаление. «Я получил и выполнил твое категорическое указание в отношении А/26, — писал Густав заместителю начальника внешней разведки Берману. — Очень жаль, что в данном случае не нашли возможным посчитаться с моими возражениями. Ведь отсюда виднее, и я остаюсь при своем прежнем убеждении, что нам не следует обострять отношения с этим человеком».

Густав оказался прав, и последующие события подтвердили его мнение. В 1938 году Баевский был отозван в Москву в связи с массовыми чистками и репрессиями. Юнкер оказался предоставленным самому себе. Некоторое время он выжидал, зная по опыту, что в отношениях с постпредством возможны некоторые сбои, но рано или поздно все наладится. Не получая денег и оказавшись в затруднительном материальном положении, он написал письма в посольства СССР в Стокгольме и Берлине с просьбами не отказываться от его услуг и оказать хотя бы минимальную поддержку. По-видимому, отчаянное положение вынудило его на этот неосторожный шаг. Он не получил никакого ответа на свои обращения. Да и кто бы мог ему ответить? Берман, Баевский и Густав к этому времени уже были расстреляны по клеветническим обвинениям.

Плохо ориентируясь в обстановке, раздраженный Ренер в резком тоне обратился с новым посланием к своим прежним партнерам. Однако результат был все тот же: ни звука в ответ. Никому не было дела до него. Ничего не добившись и прекратив одностороннюю переписку с советскими посольствами, Юнкер исчез в 1939 году, казалось навсегда.

В разведке, как и в жизни, бывают неожиданные встречи по прошествии многих лет. В 1946 году Юнкер неожиданно обратился в берлинскую резидентуру, восстановленную после войны, с предложением своих услуг. Его, как когда-то, по-прежнему тянуло к русским. Руководство внешней разведки, получив сообщение об этом, взвесило все «за» и «против» и порекомендовало резидентуре сотрудничество с А/26 не возобновлять. «Связь с агентом Юнкером по оперативным соображениям прекратить», — ушло указание в Берлин.

Ренер еще надеялся, что его прежние заслуги будут учтены, и он сможет заработать себе на жизнь, возобновив контакты с советским посольством. Но он ошибся. Как следует из дела Юнкера, Центр направил в легальную резидентуру внешней разведки в Берлине в 1950 году подтверждение о прекращении связей с агентом, учитывая его преклонный возраст (в это время ему было более восьмидесяти лет) и отсутствие оперативных возможностей.

Это была последняя запись в досье А/26, некогда виртуоза-установщика, немало сделавшего полезного для разведки и в силу обстоятельств канувшего в Лету.

Штандартенфюрер СС Штирлиц, герой известной киноленты, уже давно сошел с экрана и живет особой жизнью, не подчиняющейся законам приключенческого жанра, по которым создал сценарий «Семнадцать мгновений весны» мастер этого цеха Юлиан Семенов. Штирлиц как бы стал реальной личностью, которую многие считают эталоном разведчика.

Рассказывают, что к числу почитателей фильма «Семнадцать мгновений весны» принадлежал и генсек ЦК КПСС. Л.И. Брежнев, который после очередного просмотра телесериала неожиданно спросил:

— А мы присвоили Штирлицу звание Героя Советского Союза?

Те, кому был задан вопрос, почли за благо не объяснять, что Штирлица как реальной личности не существовало. Но на всякий случай Звезду Героя Социалистического Труда получил киноартист Вячеслав Тихонов, талантливо исполнивший роль советского разведчика.

В глазах миллионов людей Штирлиц стал символом успехов советской разведки в годы войны, причем настолько живым, что многие журналисты стараются отыскать человека, который действительно сумел проникнуть в глубочайшие тайны Третьего рейха, был накоротке с шефом службы безопасности Р. Гейдрихом и высокопоставленным нацистом М. Борманом, не говоря уже о шефе гестапо Генрихе Мюллере.

Но так ли уж это важно? Для получения сугубо секретных данных не обязательно иметь в качестве осведомителей первостепенных лиц государства, хотя подобное не исключается. Правилом является скорее обратное: незаметные и не привлекающие к себе внимания источники дают куда больше сведений. При этом есть одна сфера, проникновение в которую считается «высшим пилотажем» в разведке. Эта область — сама разведка противника, а еще пуще — его контрразведка, где замышляются и проводятся наиболее острые мероприятия, направленные против страны разведчика.

Гестапо, или, как оно официально именовалось в Германии, IV управление Главного управления имперской безопасности (РСХА), убереглось ли оно от советской внешней разведки? По мнению одного бывшего генерала КГБ, внедрение советской разведки в гестапо было минимальным. А как на самом деле обстояли дела?

Почти полтора десятка томов дела Брайтенбаха, он же А/201, невозможно одолеть ни в один присест, ни в десять, так как они охватывают тринадцать лет сотрудничества берлинской резидентуры внешней разведки с одним из выдающихся ее агентов. Под псевдонимом Брайтенбах скрывался гауптштурмфюрер СС, ответственный сотрудник отдела IV Е РСХА Вилли Леман. Отдел, в котором он работал, вел борьбу со шпионажем. Он был поделен на четыре территориальных округа: «Запад», «Север», «Восток» и «Юг».

Привлечение на свою сторону этого человека было большой удачей советской разведки. Он, если можно так выразиться, нередко прикрывал как щит советских разведчиков в Германии от ударов гитлеровской контрразведки. Брайтенбах своевременно предупреждал резидентуру о выходе гестапо на след ее сотрудников и агентов, о начатой оперативной разработке, о гото-вившихся арестах и засадах. Он информировал разведку также по целому ряду других важнейших вопросов, которые держались в строжайшем секрете, но становились известными ему по службе.

Дело Брайтенбаха вели руководители внешней разведки: А.Х. Артузов, Б.Д. Берман, З.И. Пассов, С.М. Шпигельглас и, наконец, П.М. Фитин. Вилли Леману суждено было пережить четырех из них. Пятый, сменивший своих предшественников Фитин, не сумел предотвратить провала источника ценной информации.

...7 сентября 1929 года руководитель внешней разведки Трилиссер направил в берлинскую резидентуру Берману шифрованную телеграмму следующего содержания. «Ваш новый агент А/201 нас очень заинтересовал. Единственное наше опасение в том, что вы забрались в одно из самых опасных мест, где малейшая неосторожность со стороны А/201 или А/70 может привести к многочисленным бедам. Считаем необходимым проработать вопрос о специальном способе связи с А/201».