— Повезло?! — недовольно воскликнул второй курильщик. — Немецкие солдаты могут обойтись и без везения. Наше вооружение во много раз превосходит польское. Видели бы вы, что здесь было вчера! Поляки подняли в воздух кучу своих самолетов. Но это были развалюхи времен Первой мировой. Прилетели всего несколько наших «Мессершмиттов», и польские самолеты в считаные минуты были разбиты в щепки!

Тут заговорил и третий молодой солдат:

— С танками произошло то же самое. Чтобы подбить один наш танк, полякам пришлось терять по десять своих!

Сержант Бергер окинул всю троицу неодобрительным взглядом:

— Безусловно, наша техника лучшая в мире, и, уж конечно, она превосходит польскую. Безусловно, за нами численное преимущество, и наши солдаты значительно лучше польских. Все это означает, что мы несомненно победим. Но не надо думать, что поляки сдадутся легко. Так было бы лучше для них самих, но они не понимают этого. Мы уже потеряли нескольких ребят. А те, кто недооценивает противника, как правило, одними из первых пополняют списки погибших.

После его слов повисло молчание. Наш сержант начал рассматривать в бинокль пригород Кутно. Между тем ребята начали нам рассказывать о том, что вчера их обстреливала польская артиллерия. У них был приказ оставаться на позициях. Но некоторые из солдат все равно выскочили из окопов и побежали. Именно их и настигла шрапнель.

— Тогда мы убедились, что оставаться в окопах действительно безопаснее, — подытожил парень, который заговорил с нами первым. — Впрочем, несколько снарядов угодило и прямо в окопы, — он указал рукой на воронки.

После этого он снова затянулся сигарой и снова начал кашлять.

— Но потом наша артиллерия и самолеты заставили заткнуться польских артиллеристов, — закончил он, откашлявшись.

Через несколько минут наша артиллерия смолкла, и мы услышали приказ идти в атаку. Несколько наших танков устремились вперед, и мы побежали следом за ними. Мы продвинулись в глубь города примерно на сотню метров, и поляки, прятавшиеся в пригородных зданиях, открыли по нам огонь. Несколько солдат, бежавших сразу следом за танками, тут же рухнули, срезанные пулеметной очередью. Поляки вели огонь из тяжелых пулеметов, винтовок и даже из артиллерийских орудий. Один из снарядов упал неподалеку от меня, и я увидел как во все стороны полетели куски тел двух или трех солдат, которые находились рядом с местом падения снаряда.

Это все произошло так быстро, что никто из нас не успел опомниться. Мой инстинкт выживания заставил меня стремительно рухнуть на землю. Я увидел, что то же самое сделали еще несколько бойцов. Однако основная масса солдат продолжала бежать вперед. Я поспешил установить на позицию свою снайперскую винтовку и начал искать цель. В одном из окон я увидел тяжелый пулемет, из которого велся огонь по нашим ребятам. Я навел перекрестие своего прицела немного выше пулемета, именно там должен был находиться стрелявший. Я нажал на спусковой крючок. Мне показалось, что на некоторое время пулемет затих. Но через несколько секунд я увидел, что он снова стреляет. Возможно, я промахнулся, а возможно, пулеметчика подменил его товарищ. Так или иначе, я снова нажал на спусковой крючок. После этого пулемет затих насовсем. Глядя в оптический прицел, я продолжил выискивать польских пулеметчиков. В результате за несколько минут мне удалось заглушить еще два пулемета.

Между тем наши танки продолжали продвигаться в глубь города, стреляя по полякам из своих пушек и пулеметов. Стены некоторых польских домов рушились на глазах, когда в них попадали танковые снаряды. Впрочем, после работы нашей артиллерии и бомбардировщиков в городе и без того было полно разрушенных домов. Наши минометчики и пулеметчики, вооруженные MG-34, также беспрестанно вели огонь по врагу. От грохота боя можно было буквально оглохнуть.

Когда у меня заканчивался уже третий магазин патронов, я заметил, что вокруг меня огонь поляков стих. Я внимательно осмотрел через оптический прицел окна окружающих домов, но не нашел ни одного польского солдата. Поняли это и другие бойцы, находившиеся неподалеку от меня. Они устремились дальше в глубь города, где по-прежнему раздавались выстрелы и взрывы. А я подполз к нескольким телам убитых немецких солдат, чтобы быстро пополнить свой запас патронов.

Когда я склонился над одним из павших, он, к моему удивлению, вдруг застонал:

— Помогите!

Рядом не было ни одного медика. Стонущий солдат был ранен в голову. Я не мог определить, насколько серьезна его рана. В любом случае мне следовало остановить кровотечение. Я достал медпакет из кармана раненого и перебинтовал ему голову. После этого мне ничего не оставалось делать, кроме как повесить свою винтовку себе на шею, а раненого взвалить на плечи и потащить к ближайшей траншее на выходе из города. Нести его было очень тяжело. Кроме того, я очень боялся, что споткнусь и поврежу при падении свой оптический прицел. И, конечно, в этой ситуации я уже не думал о том, чтобы искать какие-то укрытия по мере движения, а значит, был хорошей мишенью для польского снайпера, если бы таковой оказался поблизости.

Но все обошлось. Я дотащил раненого до первой траншеи. Там были медики. Они сразу засуетились вокруг него. А я устремился снова в глубь города, туда, где слышались звуки боя.

Я двигался короткими перебежками от здания к зданию. Осматриваясь по сторонам, я понял, что в Кутно было разрушено значительно больше домов, чем в Калице. По крайней мере, здесь, в пригороде, осталось очень мало уцелевших зданий. На улицах везде валялись осколки кирпичей, трупы лошадей, разбитые повозки и человеческие тела.

Мне нужно было найти мой взвод. Наконец я увидел трехэтажное здание, из окон второго этажа которого торчали стволы винтовок, стрелявших в сторону центра города. Я решил, что это немецкие солдаты стреляют по полякам. Впрочем, все могло быть совершенно иначе. Готовый ко всему, я осторожно подполз к входу в здание.

Над входом висела какая-то вывеска на польском языке. Дверь была закрыта. Сначала я хотел ее приоткрыть, но потом подумал, что за ней наверняка стоит часовой, который, даже если он немец, может выстрелить, испуганный неожиданностью моего появления.

— Здесь есть немцы? Я свой! — заорал я и тут же спрятался за угол рядом с дверью.

В этот момент мое сердце было готово выпрыгнуть из груди. Однако через несколько секунд я с облегчением услышал немецкую речь:

— Да, здесь солдаты Вермахта. Открой дверь и покажи себя!

За дверью я увидел немецкого солдата, стоявшего на вершине лестницы, шедшей прямо от входа и направлявшего на меня свою винтовку. Увидев мою униформу, он рассмеялся:

— А я уже боялся, что кто-нибудь из хитрых поляков научился нашему языку. Проходи наверх!

Поднявшись по ступеням, я увидел троих снайперов, засевших в комнате напротив окон. Все они были из какого-то другого взвода. Четвертый, который впустил меня, также был снайпером. Это было ясно, поскольку на его винтовке также был оптический прицел.

— Я потерял свою часть, — я назвал номер взвода, роты, полка и дивизии. — Вы не знаете, где они? Боюсь, что меня обвинят в дезертирстве.