– Яцек назначил встречу на одиннадцать, времени полно, домой ехать до визита к ювелиру не хочу. Вот и болтаю! А тебя, наверное, семья ждет!

Я быстро сказала:

– Нет-нет.

Понимаете, я совсем неопытная ведущая. Я никогда не училась этому искусству, искренне считала, что ничего сложного в данном ремесле нет, и согласилась работать в студии, наивно думая, что съемки занимают два часа в день. В полдень начнут, самое позднее около пятнадцати завершат, и можно гулять. Я и не предполагала, какой это физически и морально изматывающий труд. Расскажи мне кто на момент подписания договора правду, я бы крепко подумала: оно мне надо – превращаться в рабу съемочной группы? Впрочем, я бы не поверила человеку, услышав от него честное заявление: «Дашенька, не суйся, станешь уставать, как ездовая лошадь».

Но, даже будучи неофитом, я успела понять простую вещь. Программа строится вокруг героя. Если он зажат, стесняется, мямлит, с трудом отвечает на вопросы, боится ведущего и цепенеет, едва с потолка опускается камера, то ничего хорошего не получится. С человеком надо подружиться, вот тогда он раскроется с лучшей стороны, и получится замечательный, как говорят на канале, продукт. К сожалению, расположить к себе главное действующее лицо передачи не всегда удается, как правило, на беседу с ним у ведущей элементарно нет времени. Вера сейчас настроена поболтать по душам, и я могу предоставить ей эту возможность – ведь впереди ничем не занятый вечер.

Я налила себе еще чаю.

– Живу одна, дети в Париже, дома лишь собака Афина да ворон Гектор. Спешить мне совершенно некуда! Ты говорила про старую баню. Надо ли понимать, что в детстве ты жила в Подмосковье?

Вера наморщила нос.

– Нет, у нас был частный дом в районе метро «Преображенская».

– Твои родители были богатые и знаменитые? – поинтересовалась я. – В советские годы личный особняк в столице – это круче, чем сейчас коттедж на Рублевском шоссе.

Вера широко улыбнулась.

– Правда, красиво звучит? Частный дом в районе метро «Преображенская»! Мое детство, отрочество и юность прошли на базаре. В глубине квартала находился, как тогда говорили, колхозный рынок.

Я превратилась в слух, а Орлова ударилась в воспоминания. Оставалось удивляться ее способности восстанавливаться после тяжелой болезни. Не знаю, как чувствуют себя другие люди, выходя из комы, а наша героиня все помнила и могла рассказать о своем прошлом в мельчайших деталях.

Мать Веры, Алла Мамалыгина, происходила из социальных низов, она была дочерью уборщицы Анфисы Григорьевны, а про своего отца ничего не знала. Жила Алла на задах шумного базара. Частный дом представлял собой избу с русской печью. Ни центрального отопления, ни горячей воды, ни канализации. Очень давно, до Второй мировой войны, в том месте была деревня, которую ликвидировали, когда Москва начала разрастаться. В нынешние времена район метро «Преображенская» – почти центр столицы, а в детстве Аллы это была окраина с дурной репутацией. Село снесли, на его месте построили пару блочных многоэтажек, но избенка Анфисы Григорьевны чудом сохранилась. По какой причине ее не тронули? Нет ответа на этот вопрос, но Анфиса Григорьевна осталась в своей хатке, окруженной участком с огородом. Аллочка не голодала, мать выращивала овощи, а еще с ней щедро делились продуктами торговцы с рынка. Вот с одеждой и обувью было хуже. Когда Алле исполнилось четырнадцать лет, Анфиса Григорьевна пристроилась домработницей к директору крупного завода Арнольду Иосифову. Когда предстояла генеральная уборка, Анфиса брала на работу Аллочку, поручала ей мыть окна или натирать щетками паркет в огромной квартире начальника. Аллочка была хорошенькой, у Иосифовых подрастало два сына, младший Борис и старший Степан.

В шестнадцать Алла забеременела, до восьмого месяца скрывала это от матери, а потом, когда живот стал виден, категорически отказалась назвать имя отца будущего младенца. Но Анфиса отлично понимала: папочка – кто-то из деточек Иосифовых.

Интимная связь с девочкой, не достигшей восемнадцатилетия, считалась совращением малолетней и сурово каралась Уголовным кодексом. Арнольд и Валентина Иосифовы перепугались, допросили сыновей и быстро оформили брак между Борисом и Аллой. Свадьбу не играли, праздника не устраивали, белого платья невесте не купили, просто отвезли испуганную пару в загс и приказали расписаться в амбарной книге.

– Смог ребенка сделать, сумей его прокормить, – сурово сказал Борису отец, – мы с мамой не желаем жить в коммунальной квартире, делить ванную-кухню с необразованной девчонкой и пить чай с ее мамашей-поломойкой. Забирай вещи и проваливай.

– Куда? – растерялся Боря.

Парень тогда учился в аспирантуре, писал диссертацию по философии и не думал, чем станет заниматься после ее защиты.

– Мне без разницы, – отрубил Арнольд, – я содержу свою семью, твою не хочу обеспечивать.

Борис до той поры распрекрасно жил на иждивении родителей, не знал, сколько стоит бутылка кефира и какую сумму надо платить за электричество. К Аллочке он особых чувств не испытывал, думал, что легкий роман продлится пару месяцев и тихо умрет, как погибали до этого все его любовные связи. Боря не собирался становиться ни мужем, ни отцом, но после того как Арнольд вышвырнул на лестницу чемодан с его вещами, Борис поехал в избушку новоявленной тещи. А куда еще ему было деваться?

Лет в пять не по годам умная Верочка поняла, что папа терпеть не может ее маму и бабушку. Анфиса в глаза называла зятя захребетником, а его родителей – жадными сволочами. Арнольд и Валентина не давали Боре денег, не помогали ему строить карьеру, не интересовались внучкой. Деда и бабку со стороны отца Вера никогда не видела. А вот Степан, ее дядя, частенько наведывался к младшему брату и пытался наладить семейную жизнь Бориса. Степа покупал Вере кое-какие вещи, заставлял ее учиться, хвалил, наказывал, короче, играл роль, которую не желал исполнять биологический отец. Вот Анфиса обожала малышку, но, к сожалению, бабуля умерла, когда Верочка пошла в первый класс.

Борис так и не защитил кандидатскую диссертацию, он стал... проводником на железной дороге, катался в вагоне по маршруту Москва – Владивосток – Москва, а когда оказывался на короткое время дома, глушил водку, бил жену и орал:

– Из-за вас моя жизнь пошла под откос! Не сделала, гадина, аборт, а я расплачиваюсь.

Когда Вера училась в средней школе, отец сыграл в ящик. Вскоре ушли из жизни Арнольд и Валентина. Степан перевез невестку и племянницу в роскошную квартиру Иосифовых, затем женился на Алле. Дядя-отчим скончался, когда Верочка поступила в институт. Пошла другая жизнь. Дочь трогательно заботилась о матери. Ей хотелось вознаградить скромную, молчаливую Аллочку, которой не удалось выучиться и овладеть достойной профессией. Алла после рождения дочери пошла работать нянечкой в ясли, потом перевелась в детский садик, затем в школу. Чтобы находиться около обожаемой Верочки, она всю жизнь провела со шваброй и тряпкой, последнее ее место службы – институт, где училась дочь…