Однако ночь тридцатого июля прошла без особых происшествий. Трое крепких мужчин вызвались бродить по Пратеру, изображая наживку для убийцы. Каждый был при оружии. У одного тяжелая дубинка, у другого кастет, у третьего трость со спрятанным внутри стилетом. При приближении незнакомца все трое среагировали одинаково. В результате школьный учитель из Сан-Плётена, который приехал в Вену на каникулы и заблудился по дороге в свой пансион, получил сотрясение мозга, мелкий воришка-карманник, работавший на улицах рядом с парком аттракционов, отделался сломанной рукой, а полицейскому, одетому в партикулярное платье, досталась резаная рана.

На следующее утро горожане с облегчением вздохнули, полагая, что убийства закончились. Однако спустя три дня преступник снова объявился. На этот раз жертвой стал мужчина, но не из рабочих. Александр фон Флигель был богатый промышленник-парфюмер. Его фабрики в Вене, Линце и Граце среди прочего выпускали модный женский крем для лица. Он засиделся допоздна с приятелями в ресторане и немного перепил. Поэтому домой в карете не поехал, а сказал, что хочет пройтись, протрезвиться. Приятели видели, как он неторопливо двинулся по улице, покуривая сигару. Его тело нашли утром второго августа в Пратере.

Климт тщетно пытался вспомнить, где находился в эти дни. Наконец махнул рукой.

— Нужно спросить Эмилию. Может быть, она в какой-то из дней получала от меня открытку.

Гросс и Вертен переглянулись.

— Мы привыкли переписываться независимо оттого, встречаемся или нет, — пояснил художник. — Открытки красивые. Из нашей мастерской.

— Я уверен, что они красивые, герр Климт, — сказал Гросс. — Но понимаете ли вы важность подтверждения вашего алиби?

— Да. Герр Вертен уже объяснил мне, что если удастся доказать мою непричастность к другим убийствам, то, значит, я не убивал и Лизель. Потому что все эти несчастные убиты одинаковым способом.

— Совершенно верно, — согласился Гросс.

— Думаю, активная защита для меня предпочтительнее.

— Кажется, герр Климт, вы знакомы с юриспруденцией. Знаете меня? А я не настолько глуп, чтобы надеяться на широкую известность.

— Я много читаю, — ответил Климт, чуть улыбнувшись.

— В том числе и Ломброзо.

Улыбка с лица Климта исчезла.

— Откуда вы знаете?

Гросс протянул ему набросок.

— Нашел в доме… вашей приятельницы, в книге «Гениальный человек».

Климт посмотрел на набросок, усмехнулся, затем смял его в шарик и бросил в кучу мусора.

— Вы считаете себя гениальным, герр Климт? — спросил Гросс.

— Признаюсь, иногда считаю. Но бывают времена, когда я ощущаю себя шарлатаном. Вам знакомо подобное чувство, доктор Гросс?

В ответ Гросс лишь загадочно улыбнулся.

Выйдя на улицу, Гросс покачал головой:

— Странный человек, не правда ли? Воображает себя гением, не считающимся с мнением общества, мечется по залу в несуразном восточном халате и в то же время заботится о чести своей жалкой возлюбленной. Как он стал вашим клиентом?

— Должен признаться, случайно, — ответил Вертен. — В молодости Климт имел обыкновение искать вдохновения в Триесте.

— Неужели ездил в Италию?

— Нет, гораздо ближе. В Вене есть такая улица, Триестер-штрассе. Все называют ее Триест. Там собирались ломовые извозчики. Так вот, когда Климта покидало вдохновение, он отправлялся на Триестер-штрассе и затевал драку с первым попавшимся возницей, который обижал своих лошадей. Утверждал, что потасовка высвобождает его жизненную энергию.

— И однажды его арестовали? — спросил Гросс.

Вертен кивнул:

— Да. За членовредительство. Сломал извозчику руку. Но я доказал, что это была самозащита. Противник бросился на него с ножом.

— Человек такой силы, наверное, легко сломает другому шею, — пробормотал Гросс. — Она треснет как грецкий орех.

Утром Вертен имел обыкновение записывать в дневник события вчерашнего дня. Сегодня его никто не потревожил, и он спокойно позавтракал кофе с рогаликом, а затем минут сорок спокойно поработал, получая от этого больше удовольствия, чем от своих литературных упражнений.

В дверь постучала фрау Блачки.

— Доктор Вертен, к вам пришли.

Он глянул на часы. Рано, даже для Гросса.

— Женщина, — добавила она с неодобрением. Если бы одобряла, то назвала бы посетительницу «дама».

Вертен понятия не имел, кто это мог быть.

— Проводите ее сюда, фрау Блачки.

Вошедшая через несколько секунд женщина вся светилась молодостью и красотой. Грациозная, с нежной, почти прозрачной, кожей, белой как алебастр. Уложенные в модную прическу волосы прикрывала сиреневая косынка.

Вертен сразу узнал ее по картинам Климта.

— Фрейлейн Флёге?

— Густава арестовали! — выпалила она вместо приветствия. — Пришли к нему в квартиру и забрали как обычного уголовника в присутствии матери и сестер. Я пришла к вам за помощью, адвокат Вертен.

Он встал, придвинул ей кресло:

— Прошу вас, садитесь. Думаю, мне удастся его вызволить. Но тут есть одна трудность.

— Вы имеете в виду его нежелание сослаться на алиби у фрейлейн Плётцль?

Вертену не удалось скрыть удивления.

Она улыбнулась:

— Да полно вам, герр адвокат. Любовные похождения Густава уже давно стали секретом Полишинеля.

— Но он это делает ради вас. Не хочет, чтобы вы страдали. — Вертен почувствовал облегчение, что можно говорить открыто.

— Густль прекрасно знает, что я знаю.

— Тогда в чем же дело, фрейлейн Флёге? Герра Климта обвиняют в убийстве. Его жизнь может зависеть от алиби.

— Но вы забыли о его матери, герр Вертен. Густль весьма далек от совершенства, хотя этого не осознает. По мне, так пусть делает что хочет, но мать… Неужели в полиции действительно верят, что он маньяк-убийца? Вряд ли. Поэтому мы решили отказаться от алиби.

— Мы?

— Да, мы. Это решение Густава. И я пришла просить, чтобы вы не пытались его отговаривать. Понимаете, его мать слабая женщина. С больным сердцем. Если начнется эта кутерьма с алиби и выплывет на свет фрейлейн Плётцль и ее сын… их сын, это непременно станет известно матери Густава. И… она может не выдержать. Вы меня поняли, адвокат Вертен?

— Глупцы, — произнес Гросс, усаживаясь в кресло напротив инспектора Майндля в его кабинете. — Вздумали подыгрывать прессе. У них что, есть против него какие-то улики?

— Думаю, нет, — ответил Майндль.

В последний раз, когда Вертен видел инспектора, тот показался ему выше ростом. Инспектор сидел за массивным столом вишневого дерева, примостившись в огромном кресле. Сзади на стене висел положенный в государственных учреждениях фотографический портрет императора. Бакенбарды, обычный сердитый взгляд. Рядом висел портрет меньшего размера, зато написанный маслом. Изображенный на нем представительный вельможа с копной седых волос и орденом на груди был узнаваем почти как сам император. Это был князь Грюненталь, «серый кардинал» при Франце Иосифе. Наличие портрета объясняло Вертену причину стремительного возвышения Майндля в Вене. Ему покровительствовал князь.