Фура останавливается медленно и шумно. Если она груженая, понадобится метров десять обочины, на которой колеса оставят гусеничные следы. Если водитель не уверен — то двадцать. Подмигнувший мне грузовик плавно тормозил тридцать метров, и я бежал по полю, размахивая руками и догоняя его. Наконец машина с выдохом встала. Я забрался на две ступеньки вверх, открыл тяжелую дверь автомобиля и закрутил свою шарманку:

— Вечер добрый! Еду автостопом в сторону Уфы…

— Тьфу ты, черт! — перебил меня водитель в майке. — Я думал, ты проститутка, и хотел узнать цены. Чего с такими длинными волосами ночью вдоль дороги расхаживаешь? А ну, брысь из кабины.

Я спрыгнул вниз и с улыбкой проводил взглядом расстроенного дальнобойщика. Пройдя по трассе километр с поднятой рукой, я остановил еще один фургон. «Отличное место для ночного автостопа», — пронеслось в голове. «Друг, здесь ходят только девочки по вызову. Я снять тебя думал, а ты со мной ехать хочешь», — заявил второй водитель. Ситуация выглядела никудышной. За час остановились еще несколько дальнобойщиков — все с теми же намерениями. Я посмотрел на время — стояло 11:30 вечера. Преодолеть 500 километров до Уфы до полуночи казалось не самой легкой затеей. Наконец меня подхватил двадцатипятилетний Альберт, с первой минуты начавший рассказывать про нелегкий бизнес в Набережных Челнах. Он ехал в местечко под названием Елабуга, а это значило, что туда еду и я. «У нас достопримечательность есть, Чертово городище называется!» — заявил он. Сразу стало ясно, где придется ночевать. Альберт высадил меня где-то посреди кромешной тьмы, и единственным признаком жизни был пронизывающий вой собак метрах в ста от меня. Когда глаза привыкли, стало ясно, что сижу я у большого трактора, который в свою очередь сидит у подножья маленькой горы. Умывшись в роднике и отключив фонарик, я начал ступать вверх по мокрой земле. Судя по трясущимся голым коленям, было около десяти градусов тепла. Комариный писк сообщал, что недалеко раскинулось озеро или речка.

На вершине вой собак сменился воем людей. Он выглядел далеким, но опасным — те были явно чересчур веселы. Я пошел в сторону от криков и встретил настоящую башню со шпилем и решетчатым окном, будто телепортированную сюда из Средневековья. Больше не было видно ничего, и во всей окружавшей черноте башня была похожа на космический корабль, готовящийся к старту в бездну звездного неба. Я первый раз раскрыл палатку и поставил ее у постройки. В ход пошла горелка и картошка, подаренная под Владимиром. Каждые пару минут мне приходилось выключать газ на горелке, переставать чавкать и слушать, не бегут ли за мной собаки и не падают ли с неба звезды.

Бегунок «молнии» под дрожащими пальцами неохотно поднимался вверх. Пять утра — самое холодное время суток, и спать под стук собственного тела невозможно. Растирая кожу, покрывшуюся плотными мурашками, я запрыгнул в кроссовки и выкатился из палатки. Единственное, что удалось вымолвить — «Да вы гоните».

Это был один из самых красивых рассветов в жизни. Теперь стало ясно, почему ночью башня так старательно сторожила эту долину, расстелившуюся от подножья до горизонта. Дома, аккуратно припаркованные к изгибу реки, лениво протирали заспанные окна, и лишь трудолюбивое солнце приветливо махало всем, восседая на горизонте. Повезло: выпал первый безветренный сентябрьский день, и белый дым рождался в нутре природы прямо на глазах. Тойма приглашала юный Исток впасть в уральскую Каму, и их детищем стал густой туман, сахарная вата, обволакивающая мудрые деревья и испуганные домики. Чтобы добавить красок в огонь, прямо за процессом слияния рек надзирал господин восход, мне же оставалось только с криками выскочить из палатки.

Минут двадцать я то бегал вокруг башни, то падал в траву с распахнутыми глазами, не веря им и себе. Из тумана вынырнул мужчина с собакой, сел поодаль от меня, мы кивнули друг другу и, ничего не говоря, засмаковали рассвет. Наконец он подошел:

— Тебе куда?

— В Уфу.

— А мне туда вон, в те края! — указал он за горизонт, поднял собаку и ушел в тот же туман, из которого появился. Я огляделся — было настолько хорошо, насколько вообще может быть холодным ясным утром на Чертовом городище.

Пожалуй, в возрасте от 20 до 30 лет, когда создается фундамент жизни, полезно идти к результату, а не болтаться листом на ветру. При отправлении в путешествие внутри меня бушевал не только эмоциональный импульс, но и глубокое желание распутать давно скомканные нити сознания. Я достал блокнот, аккуратно наклеил на его обложку логотип «Вокруг света за 100 дней и 100 рублей», разгладил, открыл новую страницу и записал:

Перечитав текст, подумал: «Да я могу питаться одним самокопанием». После того, как ручка потыкалась в нижнюю губу, в конце появилась еще одна строчка:

«Написать книгу».

Я захлопнул дневник и, причмокнув, решил: «Вот теперь все олрайт!» — и плюхнулся на землю рядом с палаткой. Тело стало размокать от покалывающих массажей и травяных ванн, доблестно служа взлетно-посадочной полосой бабочкам и кузнечикам. Ничего больше не могло беспокоить, никуда больше никто не торопился. Я пропускал лучи солнца сквозь полуприкрытый левый глаз, почесывая свой живот и иногда пятки.

Вокруг творилась осень, и мне это определенно нравилось. Каждый год я жду ее. В это время природа кричит, делая последний рывок перед увяданием. Она непостоянна — то ливанет дождем, то наградит жарой, и этим похожа на настоящую жизнь, которую общество старательно пытается скрыть за стабильными четырьмя стенами. Мне нравится изучать человека, который отчаянно старается уловить себя настоящего, — это так же, как познавать завядающую природу — разодевающуюся перед финалом, будто пред последним торжественным балом. За мной водится грешок: обожаю подводить итоги, а осень — это итог года. Раз за разом я отодвигаю дела в сторону, чтобы вырваться из привычного ритма и отпраздновать ее. Три года назад — в Париже, два года назад — в Риме, год назад — в Стамбуле, а в этот раз — в начале кругосветного путешествия. Одним словом, осень — моя любимая пора.

Я шесть часов сидел на холме и смотрел, как творилось это прекрасное время года. После мне удалось добраться до Набережных Челнов и встать на трассу М7, которая проходила прямо посреди города. Я махал что есть мочи фурам и легковушкам, отплясывал танцы удивленным пассажирам и уносящимся водителям, стоял на руках, ногах и голове, но за два часа не остановилась ни одна машина. Шел ясный день, двигался плотный поток, я был одет в шорты и довольную улыбку. А за пятнадцать часов до этого, находясь на темной трассе без фонарей, по которой проезжала одна машина в минуту, я выглядел как черный силуэт и уехал в разы быстрее. Правило путешественника номер шестнадцать: автостоп — это всегда случайность, но каких бы размеров провал ни случился, ты всегда знаешь, что в конце все равно выживешь — вопрос только в том, где этот конец. Так и вышло, и скоро ли, коротко ли, но местный челновский двадцатилетний мальчик подбросил до объездной, и я бодро зашагал по ходу движения. Прямо за поворотом собралась вереница людей. Увидевшая меня бабушка, стоявшая в начале очереди, рассмотрела мой наряд и ухмыльнулась: