Оксана задумалась, откинувшись на спинку пластикового стула.

– Ты зря прибедняешься, Кирилл, – сказал она, улыбнувшись. – Мне кажется, что ты специально строишь из себя этакого тупого работягу, которому ни до чего нет дела, а на самом деле тебе и самому бы хотелось во всем разобраться. Но ты просто не знаешь, как подступиться.

– Такая прозорливая, – усмехнулся Соболев, – куда бежать?

– Значит, я угадала, – обрадовалась стажёрка, – ты тоже всего не знаешь, но тебе дико интересно.

– Да что тут интересного. Каждый день рутина.

– В том-то и дело, – заговорила быстро Оксана, – для тебя это рутина. И ты даже не замечаешь, что вокруг происходят странные вещи. Сегодня, например, с деревом. Вот скажи мне, как можно было спрогнозировать падение дерева? А? Сдаёшься? Потому что никак. И то же самое с другими вопросами. Почему не все катастрофы можно предотвратить? Почему, имея такой, как ты говоришь, чудесный дар, мы до сих пор теряем людей в авариях на транспорте? Почему продолжают взрываться и гореть дома? Почему происходят прочие ситуации, если мы такие всемогущие? И почему мы не предотвращаем их, если точно знаем, что и где произойдёт? Нет, я, может, и нуб, и не понимаю всего. Но там сто пятьсот миллионов процентов, что что-то не так.

– Да уж, – усмехнулся Соболев, – а ты ведь давно об этом думаешь. Вряд ли тебе эти вопросы пришли в голову за пару месяцев стажёрства. Но всё можно объяснить. Я же говорю, есть умные ребята наверху. Они могут. И дерево наверняка по какой-нибудь статистике, заложенной в программе датчиков, рухнуло. И дома продолжают гореть, потому что вечная наша безалаберность и коррупция. Что, мало дураков, которые пустые коробочки вместо датчиков лепят, лишь бы пройти проверку? А в квартирах и вовсе люди на это забивают. Ну что я тебе объясняю, ты и сама это знаешь. За датчик же надо платить. А его установка в квартирах добровольна. Люди экономят пятьсот рублей в месяц. На своей жизни, правда, но экономят. А по поводу того, почему не предотвращаем, этого я и правда не знаю. Если ты пришла, чтобы на эти вопросы ответить, тебе надо было в академию ГО и ЧС поступать. Там на триггерском факультете всё это объясняют.

– Ничего там не объясняют, – задумчиво проговорила Оксана. – У меня друзья там учатся. Я после техникума хотела поступать, а потом как узнала, чему их там учат, передумала.

– Чему же?

– А тому же, что и тебя в техникуме, и меня. Простым операциям и готовым решениям. Без объяснений. У меня один друг все-таки решил докопаться до этого кода программы. Кодер от бога. Так он только полез в программу, чтобы от источника начать, как его тут же вызвали на ковер к проректору и недвусмысленно предложили заниматься своим делом. И сказали, что если он хочет работать с кодами и отчётами, то для этого должен пройти комиссию в оборонке и получить допуск.

– И что?

– И ничего. Нет у меня больше друга. Получил допуск и пропал со всех радаров. Не общается, сменил все контакты. Словно в секту какую-то их там вербуют.

– А-а! – Соболев хлопнул себя ладонью по лбу. – Так вот чего ты в триггеры поперлась. Ты любимого своего хочешь найти!

– Нет. – Глаза стажёрки были грустны и серьёзны. – Не любимого. Больше. И найти я его не хочу. Я сразу его выпасла, со всеми его ламерскими шифровками. Я понять хочу. Понимаешь, Кирилл, понять.

Оксана вытерла салфеткой руки и встала.

– Увидимся завтра, – махнула она рукой и покинула пиццерию, оставляя Соболева наедине с недопитой колой.

– Увидимся, – задумчиво кивнул сам себе Соболев.

Ему надо было ещё заскочить на работу, чтобы составить отчёт о сегодняшнем происшествии. Но уходить из уютной пиццерии не хотелось. Здесь чувствовались какое-то спокойствие и безмятежность. Редкие посетители мирно разговаривали или возились со своими смартфонами, на висящей под потолком плазме транслировались музыкальные клипы, и вкусно пахло выпечкой и сыром. Такая простая жизнь: клипы, игры, фастфуд. Почему он сам не стал докапываться до программы? Почему не лезет с расспросами к начальству? И почему не пытается понять всё про триггерскую службу? Потому что так проще. Вот так вот, на удобном стуле, в приятной атмосфере…

«…Мы прерываем программу «Хиты девяностых» специальным выпуском новостей… В результате пожара в больнице… были не вовремя приняты меры… пострадало… погибло пятьдесят шесть человек…»

Посидел, блин, в приятной атмосфере. Соболев поднялся со стула, взял поднос и направился к выходу. Поднос он поставил на стойку, хотя это было не обязательно, и вышел на улицу.

Он понять не мог, как может в мире, где известно каждое происшествие, происходить такое. Погибло пятьдесят шесть человек. Из-за чего? Кто-то не проверил датчики? Или они не были установлены должным образом? Но почему из-за такой нелепости погибает столько народу? Это ведь не просто цифра – «пятьдесят шесть». Это как два класса учеников или как подъезд пятиэтажного дома. И вообще, неправильно людей считать цифрами. Их надо поименно называть. Чтобы было понятно, что погибло не пятьдесят шесть «штук», а погибли: Петров Иван Терентьевич, Игнатов Александр Львович, Миронова Ирина Михайловна… Чтобы было понятно, что скрывается за этими цифрами. Что там жизнь за каждой единицей. За каждой «штукой» – свой Соболев. Пятьдесят шесть Соболевых…

Соболев не любил ночные смены. Не потому, что он не высыпался или это как-то нарушало его график. Наоборот, ему нравились ночь, фонари, прохлада спящего города. Но вот работать ночью было ужасно. Именно в это время случались все самые опасные ситуации, встречались самые неприятные и невменяемые люди.

Но больше ночных смен Соболев не любил разговоры с начальством. Как раз перед началом смены его опять пригласил к себе Валерий Игоревич на «откровенный разговор».

– Мне кажется, ты здесь самый адекватный, – начал с похвалы директор. – Я вообще хотел бы работать только с такими, как ты, – молодыми, спокойными, смелыми.

– Спасибо, – осторожно ответил на похвалу Соболев. Ему не нравилось начало разговора.

– Но у тебя есть один большой недостаток, Кирилл.

– Да?

– Да. – Валерий Игоревич встал из-за стола и прошёлся по кабинету, как он часто делал, когда разглагольствовал на летучках.

– Ты неинициативный. Про продвижение в старшие мастера мы уже говорили. Но ты мог бы даже моё место занять, если бы хотя бы подумал в эту сторону. Чего, собственно, тебе не хватает? «Вышки»? Ну так тебя по льготам в профильный вуз запросто возьмут. Отучился бы уже давно на заочке и был бы начальником.

– Не все хотят быть начальниками, – заметил Соболев, которому порядком наскучили повторяющиеся нотации.

– Не все, – согласился директор. – Есть ещё безынициативные и ленивые люди, которым важно задницу пристроить на мягкий диван, и чтобы пиво было не очень дорого. Но ты же не такой, Кирилл, тебе же не всё равно. Я понимаю, тебе нравится драйв работы, адреналин. Нравится чувствовать себя героем. Но ещё лет пять-шесть, и начнут болеть суставы от этих прыжков по подвалам и крышам, начнется аритмия от стресса и окончательно испортится характер от общения с населением. В конечном итоге тебе перестанет нравиться твоя работа. А двигаться куда-то вверх тебе не захочется в силу возраста. Да и безразлично тебе уже будет любое движение. Ты будешь, как Михалыч – бухать, ворчать и отлынивать от работы. Я, кстати, не собираюсь его дальше терпеть и подумываю кем-нибудь заменить.