Оставшись в одиночестве, он некоторое время стоял без движения, уперев ничего не видящий взгляд в стену. Мысли в голове, тяжелые и непослушные, словно плывущие в бурном ручье осколки хитина, упорно отказывались подчиняться. Крэйн попытался направить их в привычное русло – о грядущей охоте на хеггов, Лате, Армаде, да хотя бы и той новенькой прислужнице, что появилась в тор-склете два дня назад, но тщетно – даже приятные мысли тяжелели, блекли и мертвыми скелетами шли на дно сознания, оставляя после себя только щемящую серую пустоту. Утренний хмель? Нет, не похоже – несмотря на все выпитое накануне, он чувствовал, что его тело в порядке, его не беспокоили ни боль, ни тошнота. Значит, что-то другое.

Старик. Крэйн даже вздрогнул от неожиданности и, рассердившись на себя, специально рассмеялся. Но смех вышел натужный, ненастоящий, скрипящий, как готовая развалиться прогнившая бочка. Вот оно – старик.

Заноза, крошечная острая стрелка, засевшая в сознании с предыдущего Эно.

Странное дело – если не думать о вчерашнем, не вспоминать мертвое нечеловеческое лицо, острое и сухое, внутри будто что-то щемит, но стоит лишь дать мыслям свободу, как они устремляются в сырой полумрак покосившегося склета и вьются вокруг ворожея, как стая ывара вокруг оброненного в ывар-тэс куска мяса.

Какая глупость! Крэйн решительно вычеркнул из головы отвратительное лицо и принялся одеваться. Эту процедуру он предпочитал выполнять сам, без слуг, она успела войти в привычку. Касса одевать не стал, положил тяжелую скорлупу в угол, там же оставил и ножны с эскертами, ограничившись простым стисом у бедра. Пусть в городе на него косятся с опаской и уважением, в родовом тор-склете Алдион ему опасаться нечего.

Кроме Орвина. Крэйн нахмурился и решительно одел перевязь из кожи шууя с укрепленным в ножнах кейром. Беседы с Орвином не миновать, это ясно, слух о вчерашних выходках уже должен был достигнуть благородных ушей тор-шэла уже давно. Значит, надо делать вид, будто ничего не случилось.

Раз уж разговора состоится, надо держаться увереннее.

Крэйн поправил оружие на поясе и вышел из своих покоев. У порога, как и положено, стоял на карауле Калиас. Увидев шэла, он вытянулся, проскрежетав кассом о дерево, и коротко ударил правым кулаком в грудь – традиционное приветствие дружинника. Крэйн молча кивнул ему. Мгновение поколебавшись, он направился по лестнице вниз, к тренировочному залу.

Старые ступеньки под ногами упруго скрипели в такт мыслям, где-то сзади тяжело шагал Калиас, не выпуская из руки эскерта. Для разговора настроения не было. Крэйн спиной чувствовал смущение и робость молодого дружинника, который не знал, как реагировать на странное поведение хозяина. Сейчас небось думает, не он ли виноват…

– Мой шэл…

– Молчи, – коротко отрезал Крэйн.

Калиас не произнес больше ни слова – он всегда был понятлив. В другое время, если бы он чувствовал, что шэл в благодушном настроении и не прочь подурачиться, не отказался бы вступить в шуточную перепалку, а то и устроить толкотню в коридоре, но лучший слуга – тот, кто чувствует своего хозяина и знает свое место. В этом отношении дружина шэла была безупречна.

В зале никого не оказалось, несмотря на ранний час, вдоль голых стен замерли шеренгами длинные суковатые дубинки. Свет проникал сквозь верхние окна, четыре огромных квадрата в потолке, через которые внутрь заглядывал Эно, оставляя на дереве сочные багровые потеки. Настроение сразу улучшилось, в голове посвежело.

– Разомнемся. Брось эскерт и касс, возьми себе оружие.

Калиас покорно снял доспех, медленно взял дубинку, помахал ею, привыкая к весу. Чувствовалось, что идея утренней тренировки его не радовала, он в отличие от Армада не был большим любителем прыгать с игрушечным оружием по комнате, но ослушаться своего шэла не посмел.

Крэйн не глядя взял свою дубинку, легко взмахнул ею, разогревая мышцы, и стал напротив дружинника. Тот не шевелился, оставляя ему право первого удара, и эта угрюмая жалкая покорность разозлила Крэйна. Человек, а жалок, как карк, которому перебили спину. Даже если ты прислуга, так стой же гордо, имей смелость смотреть в глаза! Неужели только само наличие хозяина делает тебя покорным и послушным животным? Что ж, получи урок, сейчас я поучу тебя смелости…

Крэйн коротко размахнулся. Калиас не успел увернуться, дубинка коснулась его лица и пролетела дальше. Удар получился хлестким и обидным – на щеку брызнуло алым, в ноздрях набухли кровавые пузыри. Калиас выругался, вытирая разбитый нос рукавом вельта и не спуская глаз с Крэйна. Тот кружил вокруг него, молча и бесшумно.

Больше напуганный, чем разозленный, дружинник бросился в атаку, рассчитывая взять неожиданностью, но почти сразу понял, что это была неудачная мысль – под его натиском Крэйн медленно отступал, но направленные на него удары казались детскими и безобидными – он четко и ловко, как учитель фехтования на показном уроке, перехватывал их на полпути и отправлял обратно, да так, что неудобная дубина несколько раз чуть не зацепила хозяина по лицу. У Калиаса возникло такое ощущение, что он пытается размолотить тяжелым цепом одно крошечное постоянно ускользающее зерно – несмотря на всю скорость и силу ударов, шэл каждый раз оказывался на расстоянии волоса от направленного удара и всякий раз его собственная контратака кончалась чувствительным тычком в живот или грудь. Трехслойный вельт смягчал удар, но недостаточно – Калиас с тоской понял, что он выйдет из зала, только когда покроется синяками с головы до ног. А Крэйн откровенно забавлялся. Он перемещался по залу плавно и легко, словно его ноги не касались пола, его удары были точны и размеренны, словно он не дрался, а задумчиво совершал какое-то упражнение, но на бледном лице была улыбка. Он чувствовал себя лучше с каждой секундой, к нему снова вернулась уверенность и спокойное осознание своей силы, те чувства, которые изменили ему утром.

Калиас неуклюже повернулся, пытаясь отразить ловкий двойной удар, и дубинка Крэйна врезалась ему в скулу, оставив яркий багровый отпечаток.

От неожиданности он вскрикнул, но оружия не выпустил.

– В порядке? – коротко спросил шэл, не изъявляя желания остановить поединок.

– Да, – ответил Калиас.

Отвлекшись, он почти сразу пропустил еще два удара – в плечо и в ухо.

Крэйн не имел привычки бить не в полную силу, дружинник охнул и чуть не выронил дубинку. Непривычного человека такие удары могли бы лишить сознания.

– Боль не должна отвлекать тебя, – наставительным тоном сказал Крэйн, брезгливо рассматривая темное пятно на деревянном срубе. – Ты будешь плохим воином, если будешь послушен своим чувствам.

Калиас снова поднял дубинку, он успел заметить выпад шэла и даже дернулся перехватить его, но поздно – следующий удар пришелся по зубам.

Крэйн смотрел на разбитое в кровь, жалкое и отвратительное лицо дружинника, на котором не было ничего, кроме слепой покорности, и чувствовал нестерпимое желание размолотить его в крошку, в черепки.