Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но я признательна судьбе: ведь уроки, которые Рика усвоила, не обошлись ей слишком дорого, – сказала Кристиана, приближаясь ко мне. – И я всегда буду сожалеть, что тебе сильно досталось. – Теперь и ее подбородок задрожал. – Прости меня. Боже, как бы я хотела вернуться в прошлое! Я бы изменилась! Все бы сделала по-другому, даже если бы он потом убил меня!
Я наконец сглотнул ком в горле, голова раскалывалась от попыток сдержать слезы.
Да, он убил бы ее. Наверное, ей стоило сопротивляться. Или хоть что-то предпринять. Подготовиться к тому моменту, когда я достаточно подрасту для серьезного разговора, или заручиться поддержкой людей, которых боялся отец, но, возможно, это все равно закончилось бы плохо… и вместо никудышной матери у нас с Рикой вообще никого бы не осталось.
Сколько времени потрачено впустую.
– Я навеки перед тобой виновата, но мне хотелось, чтобы ты знал, как я люблю тебя. – Кристиана всхлипнула. – Всегда любила, а сегодня под елкой лежит подарок, который не достанется этим чудесным детям, поскольку он всегда предназначался тебе. Ты можешь открыть его позже или не открывать, но, так или иначе, мне нужно было отдать презент тебе.
Кристиана обогнула меня и направилась к двери, она всегда уходила пораньше, не желая злоупотреблять нашим гостеприимством, но я не собирался отпускать ее так быстро. Мне стало любопытно, что же за долгожданный подарок она положила под елку.
– Кристиана! – позвал я.
Она остановилась, и я смерил ее задумчивым взглядом. А хватит ли у меня духу выполнить задуманное? Я никогда не доверял родителям, а в моем нынешнем возрасте уже поздно начинать.
Но я больше не хотел причинять ей боль.
А если я все же смогу стать ее сыном? Или нет?
Но мы могли хотя бы попытаться стать кем-то друг другу.
– Как получилось, что ты не умеешь танцевать? – спросил я.
Она моргнула, глядя на меня. В бальном зале они с Мэтью выглядели как два ученика средней школы на первом Весеннем балу. Я-то думал, ее хорошо воспитали.
– Пожалуй, я многого не умею, – робко ответила она.
Глухой гул музыки доносился сквозь стены, но я смог разобрать мелодию, когда повернулся к Кристиане.
Я протянул ей руку приглашающим жестом, и Кристиана со слегка шокированным видом уставилась на меня.
Однако она приняла мое приглашение. Я притянул ее к себе, взял прохладную ладонь в свою, а другой рукой обнял за талию. Сердце пропустило удар при мысли, что мать впервые очутилась в моих объятиях.
Кристиана пристально посмотрела на меня, морщинки вокруг глаз выдавали возраст, но взгляд по-прежнему оставался детским.
– Повторяй за мной, – проинструктировал я.
Под едва слышную музыку я повел Кристиану в танце по пустой комнате, делая танцевальные па и кружась вместе с ней. Я смотрел на нее сверху вниз, горло сжалось, и мне стало больно, но я не мог отвести взгляд.
Она мне не нужна. Я обрел прекрасную семью, включая не только жену и детей, но и друзей тоже. У меня есть все.
Но, наконец-то заключив мать в объятия, я понял, чего мне не хватало. Я осознал, насколько сильно мне хочется притянуть ее еще ближе и удержать.
Порой я ощущал себя измотанным. Я мог бы попросить о помощи, положиться на парней или излить душу женщинам, но не делал ничего подобного. Никогда.
Я хотел быть сильным ради них. Не надо, чтобы Бэнкс хотя бы еще раз увидела меня напуганным, или Рика заметила, как я теряю самообладание и не могу с чем-то справиться.
Незачем, чтобы дети видели во мне кого-то еще, кроме отца.
Удивительно, но рядом с Кристианой мне не хотелось быть самым сильным среди всех: на пороге сорокалетия я был вынужден признать, что до сих пор нуждаюсь в маме.
Перед мамой не стыдно показать уязвимость.
Притянув ее ближе, я продолжал танцевать, слушая, как она тихонько смеется. Мы кружились, и чем быстрее я двигался, тем более она становилась расслабленной. Ее ноги едва касались гладкого пола.
Как странно быть родителем. В течение стольких лет я не мог представить себя на месте Кристианы, и хотя был уверен, что на ее месте во многом поступил бы по-иному, теперь я мог, по крайней мере, понять, как тяжело ей, наверное, было страдать по своему ребенку и наблюдать, как другая женщина воспитывает его.
И Кристиана, и Наталья, и Гэбриэл – они поступали неправильно.
Но ведь еще остался я.
И Бэнкс. И Рика. Несмотря ни на что, мы стали лучше родителей.
Бэнкс и Рика ни в чем не обвиняли родителей. Ни разу. За последние десять лет я только и делал, что винил Кристиану.
А вдруг однажды и мои дети сделают то же самое? Я безумно их люблю, но они могут возненавидеть меня.
Я замедлил шаг, испытав внезапно такую усталость, словно тяжесть всего мира легла мне на плечи.
И я испугался. Кристиана хотела наладить со мной отношения, но ей не удалось. А если я попаду в схожую ситуацию? Разве я имею право судить ее, держаться с ней высокомерно и властно? Никто не знает, что ждет тебя в будущем.
Кристиана посмотрела на меня, когда мы остановились, и ее улыбка померкла, но я промолчал.
Медленно попятившись, я развернулся и направился в бальный зал, сразу же пустившись на поиски Уинтер.
Музыка неприятно резала слух. Я заметил, что жена разговаривает с Майклом и Эмми, и подошел к ним.
Когда я взял Уинтер за руку, она мгновенно узнала меня по прикосновению, просияла и ухватилась за меня другой рукой.
– Где Октавия? – спросила она.
– Охотится за сокровищами вместе с Мэдсом, – пробормотал я и увлек жену за собой, не обращаясь к ее собеседникам и толком не взглянув на них. – Пойдем.
Без вопросов Уинтер последовала за мной, и я повел ее через фойе, освещенное свечами в канделябрах, к двери, за которой находились катакомбы.
Я открыл задвижку, пропустил Уинтер вперед и закрыл за нами дверь, а затем взял жену на руки и начал спускаться по лестнице.
– Что случилось? – спросила она, обвивая рукой мою шею.
– Мне нужно обнять тебя.
– Ты уже обнимаешь.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – прошептал я, целуя ее в губы.
Она не стала расспрашивать, просто позволила мне отнести ее в ванну и поставить на ноги. Катакомбы были озарены свечами, джакузи наполнилось водой, пар поднимался с поверхности.
Я осторожно повернул кран, отверстия на потолке ожили, и в небольшой бассейн хлынуло около двадцати различных по силе потоков воды, образующих круг. Это смахивало на фонтан, льющийся вниз.
Я сорвал пиджак и рубашку, бросил их на пол, отправил следом и остальную одежду, а затем принялся трудиться над Уинтер. Расшнуровал корсет и спустил платье до самого пола, а потом снял с нее и нижнее белье, оставив лишь ленты в волосах.
При виде обнаженной Уинтер жар пробежал по моей коже, я притянул жену к груди и слегка приподнял.
– Иди сюда, – выдохнул я ей в губы.
Она обхватила меня ногами, и я забрался в просторную ванну, ощутив, как тело покрылось мурашками из-за горячей воды.
Я сел под падающими на нас водяными струями, увлекая Уинтер за собой, прильнул к ней и зарылся лицом в ее волосы.
Она напряглась, но я только крепче сжал ее в объятиях, пытаясь обрести душевное равновесие. Я ненавидел сомнения и чаще всего был настолько занят, что не позволял себе беспокоиться о детях, но понимал одно: вряд ли я тем самым отличаюсь от любого другого взрослого.
– Убегай сколько хочешь, Маленький Монстр, – произнес Кай угрожающим тоном. – Мы быстрее. © Пенелопа Дуглас.«Испорченный»
Я мог сколько душе угодно судить вырастивших меня людей, но догадывался, что и остальные могут вынести свой вердикт.
– Дэймон… – прошептала Уинтер, почувствовав мой настрой.
– Я плохой отец. – Я тяжело вздохнул, целуя жену. – Иварсен не умеет себя вести. Скоро совсем от рук отобьется. Фейн – невротик. Перфекционист, у которого все должно быть идеально. Гуннар однажды взорвет нас во время очередного опыта. Даг с рождения отказывается есть овощи, а Октавия загремит в гребаную психушку, когда узнает, что настоящие пираты – это налетчики с гранатометами. – Я сглотнул, проклиная мир:
