Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что думаешь делать?
— Делать? — Максим пожал плечами. — Да ничего. А что я могу сделать? Меня, как ты помнишь, отстранили.
— Тебя — да, — кивнул Егор. — А меня — нет. Я по-прежнему в деле.
Лазаренко усмехнулся.
— Я, конечно, не вправе тебе что-либо рекомендовать, — сказал он, — но если тебе интересно, можешь съездить в Орлянку и побеседовать с братцем Голышевым.
— По-твоему, это входит в компетенцию наблюдателя? — иронично поинтересовался Егор.
— По-моему, да, — кивнул Лазаренко. — Ты будешь беседовать с Голышевым и одновременно наблюдать за его реакцией. В конце концов, именно за этим ты к нам и приехал.
Егор насмешливо прищурил глаза:
— Вот за что ты мне нравишься, Максим, так это за умение формулировать!
Мужчины засмеялись и пожали друг другу руки.
— Кстати, — снова заговорил Лазаренко, — после того как наша «гранд-дама» взяла ситуацию в свои руки, я думал, что все газеты выйдут с сенсационными заголовками. А газеты молчат. Как думаешь, в чем тут дело?
— Думаю, наша «гранд-дама» еще не определилась, что ей выгоднее — устроить скандал или спустить дело «на тормозах».
Максим подумал и кивнул:
— Да, наверное. А что там с переговорами? Они все еще продолжаются?
— Думаю, да. Даже «гранд-дама» не сможет этому помешать. Если, конечно, она не организатор и не заказчик всех этих убийств. Что думаешь по этому поводу?
Лазаренко поразмыслил немного, после чего ответил:
— Думаю, она на все способна. Хотя утверждать ничего не берусь.
— Уклончивый ответ, — насмешливо заметил Егор.
— Уж какой есть, — отозвался Лазаренко. — Ну, так что? Сгоняешь к брату покойного? Или тебе уже тоже на все наплевать?
— Сгоняю. Как, говоришь, называется село?
— Орлянка. Это тридцать километров к юго-востоку от города по Ламаевской трассе.
Егор поднял руку и посмотрел на часы.
— Съезжу, пожалуй. Если сумею оторваться от «хвоста».
Майор Лазаренко напрягся.
— За тобой что, следят? — встревоженно спросил он.
— Угу.
— Давно?
Егор криво ухмыльнулся.
— С того момента, когда мы распрощались с нашей «гранд-дамой».
Несколько секунд Максим с каким-то странным, тревожным интересом смотрел на Кремнева, потом сказал:
— Но ведь ты же обучен разным там шпионским приемчикам? Отделаешься от «хвоста» в два счета.
— Ты так думаешь? — приподнял брови Егор.
Максим легонько хлопнул Кремнева ладонью по плечу:
— Я в тебя верю, мой мальчик. У тебя все получится. Кстати, после того как побеседуешь с художником, позвони мне.
— А разве ты не отстранен от дела?
Лазаренко усмехнулся:
— Отстранен. Но ты можешь считать это моим хобби.
До Орлянки Егор Кремнев добирался не меньше часа. Еще минут двадцать ушло на поиски нужного дома.
Остановившись возле высокого кирпичного забора, Егор выбрался из машины, аккуратно закрыл за собой дверцу и быстрыми шагами направился к зеленым металлическим воротам.
Остановившись у ворот, он нажал на кнопку электрического звонка. Подождал с полминуты и нажал снова.
Где-то в глубине двора хлопнула дверь. Вслед за тем раздалось хриплое покашливание, и Егор услышал звук приближающихся шагов.
Лязгнул замок, и створка-железных ворот приоткрылась.
Художник Павел Голышев оказался двухметровым широкоплечим парнем с растрепанными рыжими волосами и толстыми щеками, усыпанными густой рыжеватой щетиной. Он был одет в полосатый, испачканный красками халат и кожаные тапочки. Под халатом у Паши не было ничего, кроме длинных семейных трусов. Мускулистая грудь, так же, как и щеки, была густо покрыта рыжеватой порослью.
Глаза у Паши были огромные, выпуклые и красные — от пьянства или бессонницы, а возможно, и от того и от другого сразу. Он был похож на огромного усталого сенбернара.
Открыв дверь, рыжий верзила посмотрел на Егора сверху вниз и меланхолично поинтересовался по-русски:
— Какого хрена надо?
— Поговорить, — сказал Егор.
Рыжий смерил Кремнева взглядом и спросил:
— А ты кто?
— Майор Кремнев. Егор Иванович.
Верзила сощурился и задумчиво поскреб рукой в затылке.
— Вот как, — сказал он. — Майор, значит? Хм… Ладно. Заходи, раз пришел. Я как раз думал, с кем бы мне выпить.
Двор был небольшой. Несколько асфальтовых дорожек. Крошечный бассейн с искусственными лилиями. Гамак. Метрах в двадцати от белого гостевого домика, в котором, по всей вероятности, и жил Павел Голышев, возвышался большой особняк из красного кирпича с высоким крыльцом и черными витыми перилами.
Во дворе, ближе к гостевому домику, стояла красная, довольно потрепанная «восьмерка».
Рыжий гигант распахнул дверь домика.
— Заходи!
Егор вошел. Художник вошел за ним и закрыл дверь на засов.
— Ну? — сказал он. — Чего встал? Проходи в комнату. Можешь не разуваться, у меня все равно бардак.
Вопреки ожиданиям Кремнева, обстановка в комнате оказалась вполне цивилизованной. Мягкие кресла, диван, журнальный столик. В углу — огромный телевизор с двумя высокими колонками, стоящими на полу, и стеклянная тумбочка со встроенным видеомагнитофоном, заваленная десятками видеокассет в пестрых коробках.
На полу — там и сям — скомканные вещи, пустые стаканы, бутылки из-под пива, вина и водки.
— Садись, где хочешь, — пригласил Паша. Он смахнул с кресла футболку и тренировочные штаны. — Можешь здесь.
Егор уселся в кресло и закинул ногу на ногу.
Паша подошел к журнальному столику, взял бутылку с яркой позолоченной этикеткой и повернулся к Кремневую.
— О чем будем беседовать?
— О ваших отношениях с братом.
— О! Это только под виски. Дернешь немного?
— Нет.
— За знакомство?
— На работе не пью.
— Ну, как хочешь, — пожал плечами верзила. — Может, тогда кока-колы?
— Можно.
Павел встал, открыл маленький холодильник, достал бутылку колы и кинул ее Егору. Затем вернулся к дивану, уселся поудобнее и нацедил себе полстакана виски. Отхлебнул, почмокал толстыми губами и сказал:
— Ну, вот. Теперь спрашивай.