– Кто тебе все это выболтал?

Бросив картинку на стол, Алеха доставала из ящика все новые комиксы. В самой глубине, под толстой стопкой бумаг были спрятаны два засаленных журнала для гомосексуалистов.

Пасиано подскочил к ней в надежде перехватить журналы, но Алеха ловко отвела руку за спину. Хозяин лавки понял, что вернуть драгоценность получится только силой. А стало быть, придется смириться.

– Я только посмотрю, – Алеха начала перелистывать страницы. – Лучше и быть не могло. Но это только первый шаг. И ты уже готов к следующему.

– Я не понимаю, о чем ты.

– Мне нужно, чтобы ты продолжал оказывать мне услуги. Но чаще, чем раньше.

– Я ведь уже сказал…

– Мне известно, что деньги тебя не интересуют. Теперь мне понадобится от тебя еще кое-что. – Одной рукой Алеха дружески похлопывала Пасиано по плечу, кончиками пальцев другой задумчиво водила по журнальной странице. – Ты не против провести праздники в психиатрическом отделении?

– …

– У санитара с третьего этажа аневризма аорты. Он этого еще не знает, но в пятницу, ровно в одиннадцать двадцать вечера, как только бедняга разнесет по палатам успокоительное, его аорта разорвется, и через несколько минут он умрет. Этого никто не заметит. Никто, кроме больных. Один из них, мучаясь бессонницей, отправится гулять по коридорам, забредет на пост и обнаружит труп. Больной не станет поднимать шум. Он будет долго смотреть на мертвеца с загадочной улыбкой, а потом вернется в палату, чтобы поделиться новостью с товарищами. Прихватив на посту ключи, он по дороге выпустит буйных. Сумасшедшие станут собираться в ординаторской терапевтического отделения. В тишине. Найдут в столе сигары и начнут курить. Они будут в восторге оттого, что им впервые за много лет удалось не спать так поздно. Какой-то щуплой молоденькой девчонке придет в голову повеселить остальных. Она пустится в пляс. И, танцуя, сбросит пижамные брюки. Бородатый тип с маленькими глазками примется яростно мастурбировать, то правой рукой, то левой. Старик с застывшей дебильной улыбкой тоже начнет танцевать. Тоже снимет штаны и сунет палец себе в зад. И все это в полной тишине. Больной с густыми бакенбардами подкрадется к соседу по палате и что есть сил ударит его по спине. Потом еще раз, и еще. И примется лупить товарища, подчиняясь четкому ритму. В тишине. Женщине лет пятидесяти, сильно накрашенной, приспичит помочиться, и, чтобы не упустить ни минуты праздника, она протиснется между танцующими и сделает свои дела прямо посреди хоровода. На диване абсолютно голый парень без единого волоска на голове и на теле возьмет в рот у другого абсолютно голого парня без единого волоска на голове и на теле. Бородач с маленькими глазками будет самозабвенно мастурбировать, сжав зубы. В полном молчании. Человек с бакенбардами продолжит методично избивать соседа. С каждым разом все сильнее. И тоже в полном молчании. Хрупкая блондинка будет со стороны наблюдать за празднеством, время от времени ударяясь головой о стену. Женщина, которая мочилась посреди хоровода, без особого успеха попытается возбудить танцующего с худышкой старика. Тип с бакенбардами вдруг разозлится и примется бить соседа по-настоящему. Бородач с маленькими глазками забьется в конвульсиях: одновременно с семяизвержением у него на губах выступит пена. И все это в тишине. – Ладонь Алехи медленно скользила по спине мужчины. – Так тебе хотелось бы побывать на празднике в психиатрическом отделении? Хотелось бы оказаться там и остаться незамеченным? Никакой опасности. И никаких усилий. Никто не узнает, кто ты такой. Никто о тебе не вспомнит.

Неверный свет настольной лампы…

Глухая акустика здания…

Рука Алехи, медленно скользящая по спине Пасиано и готовая в любую секунду сжаться в кулак…

– Ты хотел бы побывать на празднике публичных испражнений? Нечто подобное ожидается на Пласа-де-Энкарнасьон. Через неделю, в четыре утра. Несколько мужчин примутся мочиться на столы. Бродяги, пьянчуги, сумасшедшие… Один проберется к двери и запрет ее при помощи швабры. Свет погаснет. И все это в полной тишине, представляешь? Они начнут ласкать друг друга, не произнося ни слова. Только представь себе, толпа безумцев срывает одежду, – рука Алехи добралась до ягодиц Пасиано, – стонут, сплетаются телами, валятся на пол прямо в лужи мочи, как в худшем из твоих кошмаров, после которых ты просыпаешься, охваченный возбуждением… Правда здорово?

– …

– В Новом Веке нас ждет новая Севилья, город, которого не увидишь в рекламных роликах, город, в котором воцарится вечный карнавал грязи, насилия и безумия.

– Отвечай, Пасиано. Ты хочешь билет на этот карнавал? – Теперь женщина шептала ему на ухо, легонько сжимая ягодицу.

– …

– Ты хотел бы попасть на завтрашнюю вечеринку мусорщиков на автовокзале?

– …

– Будешь и дальше трахаться с Капитаном Америкой?

Ривену понадобилось немало усилий, чтобы припомнить, что он ел в ресторане. Хотя, если быть до конца откровенным, это был вовсе не ресторан, а тесная и скверно освещенная придорожная забегаловка с тусклыми рождественскими гирляндами и дешевой вывеской у входа, гласившей «Зал для свадеб, банкетов, крестин и других торжественных случаев». В помещении не было никого, кроме пожилого владельца, который пристроился за дальним столиком и, сильно убавив звук, слушал транзистор. Ривен и Альваро выбрали место у окна, за которым вечер постепенно сменялся ночью.

Как только подали ужин, Альваро извинился и уткнулся в экран ноутбука, не забывая понемногу поклевывать консоме.

В зале царила тишина, нарушаемая едва слышным журчанием новостного канала на средней частоте.

Ривен, заказавший антрекот с картошкой и салатом, мужественно взял вилку в левую руку, а нож в правую и принялся орудовать ими, то и дело без особой нужды вытирая рот салфеткой и решительно, но деликатно осушая рюмки с вином. На губах его играла печальная улыбка, дань смутным воспоминаниям о жизни, стертой и написанной заново смертью. В этой, нынешней, жизни правила приличия не стоили ровным счетом ничего. Залпом опорожнив очередную рюмку и тут же наполнив ее снова, он водрузил бутылку на край стола и перехватил вилку правой рукой, чтобы подцепить целый кусок мяса.

Альваро наконец оторвался от компьютера, безнадежно махнув рукой, доел остывшее консоме, отщипнул немного от тортильи со спаржей и, устало улыбаясь, проговорил:

– По-моему, у нас с вами получилось весьма плодотворное сотрудничество.

– Нету нас никакого сотрудничества. И мне, между прочим, нечем платить за ужин.

– Я знаю. Но это мы как-нибудь уладим. Однако я, если позволите, хотел бы спросить… – Старик замялся, подбирая слова. – Откровенно говоря, мне немного странно, что вы посвятили себя такой работе. По всему видно, что вы созданы для другого.

– Внешность обманчива. Это все следы прежних реинкарнаций.

– Ясно, – Альваро принял такой ответ за шутку и продолжал: – Видите ли, после ужина мне предстоит еще один визит… На самом деле есть вещи, которые я не уполномочен обсуждать ни с вами, ни с кем бы то ни было, но, думаю, с моей стороны будет правильно посвятить вас в некоторые обстоятельства, которые привели меня в этот город.