– Мадам? – не понял сэр Роберт.

– Мастер Хэнкс ещё жив, – продолжала она. – Сэр Стивен утверждает, что мы не можем его трогать по некоторым политическим соображениям. Я не понимаю этого; женщине бывает сложно разобраться в вопросах политики.

– О, ваше величество, вы не просто женщина, вы – королева! – воскликнул сэр Роберт. Ваше правление, без сомнения…

– Не будем касаться моего правления, – прервала его Мария. – Я делаю то, что велит мне наша вера, – и пусть Господь рассудит меня!.. Давайте лучше поговорим о вас. Вы снова живёте в Лондоне: чем вы занимаетесь, обзавелись ли друзьями? Как приняли вас наши дамы?

– Мне не что жаловаться, мадам. С тех пор, как я вернулся в Лондон, у меня появились друзья, много друзей. Ничем особенным я не занимаюсь, а что касается дам, то у меня небольшой опыт. Правда, у меня была одна девушка, я с ней познакомился по настоянию родителей, но я не… Я хочу сказать, что я…

На губах Марии появилась слабая улыбка.

– Ничего, у вас всё впереди. На охоте вы говорили мне, что у вас нет дамы сердца, – а вы хотели бы иметь её?

– Ваше величество!..

– Вас спрашивает не королева, а подруга, старшая подруга. Вы хотите быть моим другом?

– Ваше величество, – пролепетал сэр Роберт, готовый провалиться сквозь землю.

– Мне нравится ваше целомудрие, милорд, – сказала Мария, – наверное, мне поэтому так легко с вами говорить. Я говорю с мужчинами лишь по делам, – но знали бы вы, как скучно всегда быть королевой! Вы будете моим другом?

– Это огромная честь для меня! – нашёлся, наконец, сэр Роберт.

– От вас ничего не потребуется, просто приходите ко мне иногда. Лучше всего как сегодня, в парк, на прогулку: во дворце ступить нельзя без соблюдения этикета и без десятков любопытных глаз. Мы будем беседовать с вами о чём придётся, просто болтать о пустяках. Вы согласны? – Мария, как и во время разговора с сэром Робертом на охоте, опять поразилась своей смелости.

– Мадам, я не мог и мечтать о подобной милости, – отвечал он.

– Тогда у меня к вам последняя просьба: одевайтесь не так броско, – ваш наряд слишком ярок для уединённых дружеских прогулок, – Мария с мягкой усмешкой оглядела синий плащ, фиолетовый камзол, чёрные с оранжевым штаны и серые чулки сэра Роберта.

– Как прикажете, мадам, – ответил он, с недоумением посмотрев на свою одежду.

– Что же, будем считать, что начало нашей дружбе положено – сказала Мария.

– Ваше величество может всецело располагать мною, – поклонился он, довольный, что отыскал такие учтивые слова.

Выехав из ворот королевского парка, сэр Роберт направил коня к ближайшему трактиру.

– Эй, бутылку вина мне! – крикнул он трактирщику, войдя в зал. – И поесть: большой кусок мяса с кровью, почки в уксусе, тушёную капусту и пирожки!.. Тысяча чертей, быть другом королевы, болтать с ней о разных пустяках, – неужели я не способен на большее? – проворчал сэр Роберт себе под нос. – И почему, чёрт возьми, ей не понравился мой наряд?…

Сэр Джон ехал в поместье, где жила теперь принцесса Елизавета. В последние дни дождей не было, ярко светило солнце, и дорога успела просохнуть; между тем, она была пуста, сколько хватало глаз, не видно было ни проезжих, ни прохожих, – так что лошадь сэра Джона всё время норовила перейти на рысь.

– Нет, Арабелла, – говорил сэр Джон, сдерживая поводья, – мы никуда не торопимся. Я понимаю, – ты застоялась в конюшне и не прочь размять ноги, но пойми, глупо будет, если мы явимся раньше положенного часа. Мне вовсе не хочется сидеть в прихожей вместе с лакеями и дожидаться, пока принцесса закончит играть в мяч, примет ванну, съест свой полдник, а уж потом выйдет ко мне. Я узнал распорядок дня, которого она неукоснительно придерживается; мы должны прибыть после полдника, – не раньше, не позже, – а сейчас едва закончился обед. Ты спросишь, а какого чёрта мы так рано выехали из Лондона? Видишь ли, вчера и позавчера, и третьего дня сэр Эндрю отмечал свои именины. Тебе, Арабелла, трудно понять, каково жить человеку в стране с двумя вероисповеданиями: по католической вере полагается праздновать именины и прославлять своего святого покровителя, но протестантская не признает святых. Что же делать? Пришлось сэру Эндрю в первый день собирать друзей-католиков и отмечать с ними свои именины; во второй день он собрал друзей-протестантов и отмечал с ними уже не именины, но день апостола Андрея, ученика Спасителя, – а на третий день пили уже просто за здоровье сэра Эндрю. Мне пришлось хуже всех, поскольку я был рождён в католической вере и не выходил из неё, – точнее сказать, забыл о ней, – но моего покойного дядю Френсиса считали столпом английского протестантизма на том основании, что старик был собутыльником короля Генриха. Исходя из этого, в первый день я отмечал именины сэра Эндрю как правоверный католик, во второй день – как племянник своего великого дяди, героя протестантского движения, а на третий день я пил за здоровье сэра Эндрю уже в качестве самого себя. После такой бурной католическо-протестантской попойки мне бы отлежаться в постели, но надо ехать к принцессе Елизавете. Если бы не большая кружка эля утром, я не смог бы взобраться даже на осла, – так что не спеши, милое животное, а то потеряешь меня по дороге.

Лошадь фыркнула, мотнула головой и поплелась шагом. Сэр Джон с удовольствием вдохнул свежий осенний воздух с запахами увядающих трав и листьев, и сладко потянулся.

– Ничего, – сказал он, – в эдакий благодатный денёк быстро приходишь в себя. Природа добра к нам – она оставляет для нас одно хорошее.

…Двор принцессы Елизаветы был беспорядочен, однако в этом не было вины принцессы. Лишившись матери в раннем детстве, она не пользовалась вниманием отца: король Генрих хотел сына, наследника престола, и когда его третья жена Джейн Сеймур родила ему мальчика, Генрих совершенно охладел к Елизавете. Она росла заброшенным ребёнком вдали от двора, хотя и пользовалась всеми благами, полагающимися королевской дочери. Каждая следующая жена Генриха в зависимости от своего характера то отдавала предпочтение Марии, сводной сестре Елизаветы, нынешней королеве, то баловала Елизавету, – а то была холодна с обеими принцессами.

К Елизавете приставили хорошего учителя, который обучил её языкам и основам наук, но не было никого, кто смог бы привить ей необходимые для женщины знания о доме и самой себе. Враги Елизаветы со злорадством отмечали неряшливость принцессы, неумение красиво одеваться и её грубоватые манеры. Говорили, что за внешним порядком жизни двора Елизаветы скрываются хаос и сумбур, что придворные ведут себя вульгарно, а она им не препятствует. Говорили также, что её двор погряз в похоти; прибавляли шепотком, что Елизавета и сама имеет склонность к пороку. Всё это было отчасти верно, однако, с другой стороны, нужно отметить, что Елизавета всеми силами стремилась обуздать распущенность двора, что придворных для неё выбирала королева Мария, а вернее, сэр Стивен, – ну, а саму Елизавету никак нельзя было назвать распущенной, тем более, порочной! Так мысленно возражал сэр Джон врагам принцессы Елизаветы, подъезжая к её имению.