Знаменательное явление: для того, чтобы укрепить узы вассальной зависимости, ваны все чаще выдавали девушек царского рода, иногда даже своих дочерей за наиболее могущественных вождей. Ну-ну…

…А за пределами третьей зоны, особенно на западе, пока обитали преимущественно призраки и бесы.

О происхождении и ранних веках племен чжоусцев мы знаем немного. В поздних пересказах дошло предание, отнесенное авторами к временам упоминавшегося уже легендарного царства Ся. Оно гласит, что некая Цзян наступила на след великана, и вследствие этой невольной оплошности у нее родился мальчик. Когда он вырос, то проявил невиданные способности и изобретательность в земледелии, за что правитель Шунь (которого самого мать зачала, увидев на небе радугу) наградил его титулом Хоу-цзи — «князь проса».

Его потомки, блуждая по землям будущего Китая, в конце концов прочно осели на берегах притока Хуанхэ реки Вэй (район современного города Сиань в провинции Шэньси), подчинив себе вскорости окрестные племена. С этих пор начинается временное пространство, исторически более-менее достоверное.

Вождь чжоусцев Дань Фу женил своего младшего сына (объявленного, однако же, наследником) Цзи Ли на дочери шанского аристократа. Вступив со временем на отцовский престол, Цзи Ли жил в дружбе с Шан и получил от вана почетный титул Си-бо — «правитель Запада». А его сын Чан до сих пор известнее каждому китайцу как великий правитель Вэнь-ван. Иероглиф «вэнь», который включили в его имя посмертно, означает «просвещенный».

При нем и под его мудрым руководством чжоусцы стали перенимать культуру Шан, не выдергивая из нее только то, на что глаза загорятся (как поступают подлинные варвары), а стараясь усвоить во всей ее полноте. В бой чжоуские воины мчались теперь на колесницах, было налажено производство бронзы и бронзовых изделий, широко применялась письменность. Чжоуская знать перенимала у шанских собратьев по классу их образ жизни. А старинная покровительница шелкового ремесла «ткачиха» Чжи-Нюй даже получила от чжоусцев прописку на небе, став прекрасной «звездой Ткачихи», известной нам как Вега.

Ткачиха (вырезка из бумаги)

Это красивая легенда. У «Небесного правителя» Тяня была дочка Чжи-Нюй, которая денно и ночно, не покладая рук, ткала из облаков небесную парчу. Бедняжка не знала в своих роскошных чертогах, тоже небесных, никакой личной жизни. Наконец, отец пожалел ее и выдал замуж за «волопаса» Ню-лана (ему соответствует «звезда Пастуха» в созвездии Орла).

Но потом сам был не рад своей отцовской слабости. Дочка, любезничая со своим долгожданным муженьком, совсем забросила все дела. Небесный владыка сменил милость на гнев и постановил так: супружеская чета будет вместе только один раз в году — в 7-й день 7-й луны. А чтобы у молодых не возникло искушение нарушить его приказ, поселил «волопаса» на другом берегу «Небесной реки» — Млечного Пути. С тех пор и посейчас 7-й день 7-й луны — день встречи китайских влюбленных.

Но не будем слишком отвлекаться на лирику, а лучше вспомним, что чжоусцам было присуще глубокое почитание Неба и светил — потому они, наверное, и заселяли так вольно звезды. Теперь, все глубже приобщаясь к духовному миру, к религии Шан, они стали дополнять свой культ Неба — Тянь элементами культа предков шанских ванов — шан-ди. Тем более, что они, по понятиям и шанцев, и всех окрестных народов, обитали именно на небе — а значит, их в какой-то степени отождествляли с Небом. Так складывалось почитание верховного божества Тянь-ди, «Небесного императора», или Неба в широком, мироустроительном смысле (а не как божества, отождествляемого с видимым телесными очами астрономическим феноменом).

* * *

Вэнь-ван не был бы политическим деятелем своего времени (да и любого другого), если бы просто с восторгом энтузиаста одаривал своих подданных сокровищами шанской культуры. Нет, он, как то ему и подобало, задумчиво поглядывал в сторону столицы царства Шан и сколачивал против него коалицию. Со свойственной ему энергией и обстоятельностью готовил поход невиданного доселе масштаба — но не успел, умер. Дело продолжил его старший сын Фа, которому и суждено было войти в историю под именем У-вана, или «Победителя», «Воинственного правителя».

А в Шан дела шли далеко не лучшим образом. Региональные правители все больше жили своими интересами, и государство не было уже способно на прежнюю концентрацию усилий. А тут еще, возможно, не повезло с повелителем — Чжоу Синем. Элемент некоторого сомнения присутствует потому, что китайской историографии всегда была свойственна некоторая тенденциозность в интерпретации фактов — в первую очередь по идеологическим соображениям. В этом смысле нашей «Повести временных лет», с ее апологией Рюриковичей, до трудов китайских историков далеко. Но, поскольку современных событиям хроник не сохранилось, да их, возможно, еще и не было, воспользуемся тем, что есть.

Внешне и при поверхностном личном общении Чжоу Синь производил впечатление вполне благоприятное — именно такое, какое должен производить ван великого государства. Человек сильный, отважный, с проницательным умным взглядом, быстро находящий и принимающий решения, приятный и красноречивый собеседник. Но при всем при том — способный на немотивированную жестокость и развратник.

В подтверждение его крайнего самодурства приводят такой случай. Когда родственник повелителя, известный своей прямотой и мудростью Бигань, стал наставлять его на путь истинный — Чжоу Синю его речь показалась непростительно дерзкой, и он процедил, зло и насмешливо: «Я слышал, что сердце мудреца имеет семь отверстий». И, дабы убедиться в этом, приказала вырвать у старика сердце — что и было немедленно исполнено. Сколько там было отверстий — история умалчивает, но впоследствии в конфуцианской традиции Бигань стал образцом стойкости в убеждениях, а народная молва почему-то произвела его в бога богатства, и особенно рьяными его почитателями стали китайские купцы.

Что же касается сластолюбия — Чжоу Синь полностью попал под влияние своей любимой наложницы Та-цзы, дамы с явно нездоровыми эротическими фантазиями. Однажды по ее капризу ван приказал наполнить вином пруд в дворцовом парке, а на ветвях деревьев развесить куски мяса — и среди этого изобилия голые мужчины и женщины стали играть в салочки, и можно только догадываться, что они еще выделывали (по современным новорусским понятиям — может быть, и ничего особенного, но вспомним, например, что китайское искусство совершенно не знает изображения обнаженного тела, а буддийские одеяния с оголенным плечом в свое время показались неприличными).

* * *

Нефритовый дракон (Восточное Чжоу)