— Миледи, — прервав чтение, протянул к ней руку, — извольте подойти!

Она повиновалась, не отрывая глаз от лица сына. И вздрогнула, очнувшись от своих дум, когда я, ловко схватив ее ладонь, быстро уколол иглой ее запястье.

— Сын, отзовись! Матери кровь призывает тебя!

Присутствие призраков было заметно мне еще несколько секунд назад — они парили поблизости, не вмешиваясь в происходящее, — но все равно зрители вздрогнули, когда виконт внезапно дернулся в кресле, садясь прямее и поднимая голову. Руки ожили и вцепились в подлокотники кресла. Взгляд постепенно прояснился. Уф… получилось…

— Именем света! Властью моей! Слушай меня! Повинуйся мне! — Еще один властный взмах ритуальным ножом подкрепил слова.

Взгляд виконта остановился на моем лице.

— Да, хозяин, — шевельнулись губы, которые много месяцев вообще не издавали никаких звуков. — Зачем вы потревожили меня?

— Ты должен нам кое-что сказать…

— Спрашивайте, я отвечу.

— Твоя мать…

— Ладиан? — непередаваемым тоном воскликнула графиня Байт, бросаясь к нему.

— Назад! — рявкнул я, заставив вздрогнуть всех присутствующих. — Все назад! Живые не смеют преступить запретную черту, дабы не распрощаться с жизнью!

В глазах леди Геммы на миг мелькнуло желание толкнуть бывшую свекровь в спину, дабы та сделала последний роковой шаг. Но оно тут же угасло: рядом, как скала, возвышался Анджелин Мас, который не даст молодой женщине и пальцем шевельнуть. Да и не в ее положении подобные физические упражнения! А тут я еще поднял руку, начиная начитывать заклинание, и люди — в том числе и призрачные — как-то сразу съежились. А зря! Заклинание-то безобидное. Оно просто закрепляет уже достигнутый эффект, не более того.

— Покуда горит свеча, дух виконта Ладиана находится в теле сем! Стоит погаснуть огню, и вернется дух его туда, откуда пришел!

— Сыночек мой, — всхлипнула старая женщина.

— Мама, — промолвил он в ответ, вызвав бурю эмоций.

Некоторое время они просто смотрели друг на друга, разделенные невидимой чертой. Я не мешал: надо быть совершенно черствым человеком, чтобы встать в эту минуту между матерью и сыном. Кроме того, есть большая вероятность, что дух виконта заговорит сам, не дожидаясь принуждения, и мне не придется лишний раз напрягаться.

Так оно и случилось.

— Мама, — произнес дух виконта, — ты так изменилась… постарела…

Да уж, чувство такта на том свете не преподают! Хотя призраки не люди, они на многое смотрят по-другому.

— Без тебя, Ладиан, тут все изменилось, — всхлипнула старая женщина. — Твоя жена Гемма…

— Знаю.

Серые глаза метнулись по сторонам. Бывшая виконтесса тоненько пискнула и попыталась спрятаться за Анджелина, но с тем же успехом можно попытаться поднять дом. Ее крепко схватили за локоть и сжали его так, что опухшее лицо побагровело.

— Гемма, — прозвучал глухой голос, — ты… я же любил тебя, а ты… как ты могла… Ты — такая нежная, юная, ласковая… Ты обманывала меня…

— Она обманула всех, — подал голос Анджелин, продолжая стискивать руку молодой женщины.

— Анджелин… милорд…

Взгляды духа виконта и бывшего градоправителя встретились. Между этими двумя не было произнесено ни слова, хотя дух убитого мог бы много чего сказать своему убийце. Но, как уже замечалось не раз, смерть многое расставляет по своим местам!

— Это была случайность, — наконец выдавил мой названый брат.

— Мне не следовало бросать вам вызов. У меня не было ни единого шанса, — сказал его противник. — Не знаю, что на меня нашло. Леди Гемма… если бы я тогда знал то, что знаю сейчас, я бы… извинился перед вами за подозрения… Это я сейчас понимаю, что меня просто-напросто заставили вызвать вас на дуэль. Извините меня.

— Теперь ничего не поправишь.

— Да. — Тело виконта шевельнулось. Дух сделал попытку поднять руку, но — увы! — прежнее вместилище души больше не повиновалось ему. — Мне так хотелось вернуться… хоть ненадолго…

— Сыночек мой, — всхлипнула леди Лавина. — Ты так мало пожил… Где ты… сейчас?

Все прекрасно поняли, что она имеет в виду — Пекло или Небеса, — но дух только издал звук, который мог означать смех:

— Здесь. Пока мое тело находится в этом замке, пока оно не обрело покой, я тоже вынужден оставаться тут. На этом свете. Это больно, мама. Это очень больно…

Он внезапно застонал так, словно его пытали, и графиня с тревогой обернулась ко мне:

— Что происходит?

— Дух вашего сына очень мучается, пребывая в теле, которое ему больше не принадлежит. Неумелые чары Гебриана Чернореченского порвали связи между телом и душой, и восстановить их не в моих силах.

Дух опять застонал — громче и отчаяннее.

— Чем дольше он будет находиться в этом теле, тем сильнее будет его боль. Не мучайте его, спрашивайте, что хотели, и я его отпущу…

— Да! — почти закричал виконт, дергаясь, словно в судорогах. — Спрашивайте, да поскорее!

— Твоя жена, леди Гемма…

— Я больше не могу этого выносить! — воскликнула та, словно только сейчас очнувшись. — Это ужасно! Прекратите жестокое зрелище! Подумайте о моих чувствах!

— Твоя жена… Ее ребенок…

— Это не мой ребенок!

— Нет!

Я стоял спиной, полностью сосредоточившись на том, чтобы удерживать защитный круг и контролировать действие заклинания, и не смотрел по сторонам. Мне не было видно, что произошло, но внезапно леди Гемма бросилась вперед. Ее никто не успел удержать, и она всем телом ударилась о невидимую грань.

Послышался слитный вопль. Кричала леди Гемма от охватившей ее тело ужасной боли. Вскрикнула леди Лавина. Ахнул от неожиданности дух виконта. Мы с графиней бросились вперед почти одновременно, пытаясь отпихнуть леди Гемму от грани. Ноги ее подкосились, и молодая женщина рухнула на пол. Прежде чем мы успели что-то сделать, ее дух покинул тело и белесым облаком тумана взмыл под потолок. Отчаянный крик захлебнулся, и лишь я один слышал отчаянный визг души, разлученной с телом. Не скажу, что он звучал музыкой для моих ушей — столько в нем было ужаса, боли и ярости.

Мы с леди Лавиной и Анджелином опустились на колени перед ее распростертым телом.

— Она мертва? — Темно-синие глаза бывшего градоправителя смотрели пристально и холодно.

— Боюсь, что да…

— Это ужасно, — всхлипнула графиня. — Вы можете что-нибудь сделать?

— Нет, — подал голос дух виконта. — Никто не может преступить черту… И я… хочу уйти. — Он опять застонал от терзавшей его боли.

— Но ее ребенок…

— Это не мой ребенок!