Они представляли собой странное сочетание: гражданский, пытающийся разговаривать, как солдат, и солдат, получивший от штабных начальников новой, благовоспитанной армии приказ научиться разговаривать, как гражданский; холодный брамин и вполне земной, амбициозный человек; псевдомистагог[12]и противник всего, что воплощает в себе понятие «ковбой»; подавляющий и побуждающий типы, причем последний вариант был очень близок к тому, что подразумевал под этим словом (и использовал в своих опытах) физиолог Иван Петрович Павлов.

* * *

Четырнадцатый раз за эту ночь Марко вел свой патруль на разведку и рекогносцировку. В патруле было девять солдат и сержант Рей Шоу. Внезапно из окружающей их почти полной темноты и тишины рядом с Марко возник Чанджин, его ординарец, переводчик и проводник по практически любой местности. Независимо от того, в какую часть Кореи их забрасывали, этот человек всегда совершенно серьезно утверждал, что родился где-то в пределах двух миль от этого места. Он был необыкновенно искусен в обращении с кастрюлями и сковородками, сапожной щеткой, веником и бритвенными принадлежностями, а также незаменим по части упаковки и отправки книг в Сан-Франциско. Невысокого роста, жилистый и невероятно выносливый Чанджин казался человеком, которым можно помыкать сколько угодно — пока он сам не решит, что с него хватит, и не возьмет свою жизнь в собственные руки. Он всегда прямо смотрел в глаза всем, от рядового до полковника, и никогда не улыбался.

— Что? — спросил Марко.

— Скверное место.

— Почему?

— Ненадежное.

— В каком смысле?

— На тридцать ярдов вокруг сплошные болота. Можно угодить в плывун.

— Никто не предупреждал меня о плывунах.

— Откуда им знать?

— Ну ладно! Что ты предлагаешь?

— Следующие двести ярдов пройти цепочкой.

— Нет.

— Патруль утонет.

— Это тактически неправильно — идти цепочкой.

— Тогда мы утонем через тридцать ярдов.

— Только следующие двести ярдов придется так двигаться?

— Да, сэр.

— А в обход не получится?

— Нет, сэр.

— Ладно. Передай остальным.

Реймонд шел во главе цепочки из четырнадцати человек, сразу за Чанджином, а Марко замыкал ее. Патрульные углубились в ночь, вооруженные только ножами, поскольку ружейная пальба может вызвать ответный огонь, а РР-патруль[13]не должен выдавать себя. Ущербная луна давала очень мало мертвенно-бледного света. Люди соблюдали дистанцию в двадцать футов, и цепочка растянулась ярдов на семьдесят. Когда патрульные прошли около шестидесяти ярдов, впереди и сзади каждого из них внезапно возникло по две человеческие фигуры. Передний ударил «своего» американца прикладом ружья в живот, и как только тот согнулся, задний с силой залепил ему по затылку. Если не считать Чанджина, с которым ничего не произошло, все рухнули почти одновременно. Исключительно бесшумная операция; можно сказать, образцовая. Тут же каждая пара нападающих соорудила из ружей что-то вроде носилок и уложила на них «своего» пленного. Два сержанта быстро проверили все пары, негромко переговариваясь и время от времени одобрительно похлопывая того или иного из подчиненных по плечу; чувствовалось, что они довольны собой.

Чанджин снова возглавил цепочку, но теперь уже с «носилками», и повел ее под прямым углом на прежнюю дорогу, на твердую почву. Двадцать два человека быстрой рысью тащили импровизированные носилки, сержанты в такт бегу негромко напевали по-русски. Патруль Бена Марко был взят в плен 3-й ротой 35-го полка 66-й Воздушно-десантной дивизии Советской армии, — элитным подразделением, выполняющим наиболее сложные операции в этом секторе, а в свободное время развлекающимся с местными шлюхами и молодыми женщинами-служащими Северо-восточной административной зоны. Такие, по крайней мере, ходили о них слухи.

Через четверть мили патрульных поджидали два грузовика, которые и доставили их к временному аэродрому. Ехать пришлось двенадцать миль по пересеченной местности. Затем вертолет увез их еще дальше на север, в Ялу. Пленные прибыли на место еще до того, как первый патрульный начал медленно приходить в себя и увидел глядевшего на него сверху вниз деревенского парня в военной форме, с широкой ухмылкой на лице и автоматом наготове.

* * *

Доктор Йен Ло и его сотрудники (тридцать человек, все китайцы, за исключением двух исполненных благоговения узбекских психоневрологов, удостоившихся премии за свои самоотверженные труды; в качестве награды им организовали месячную стажировку у Йен Ло, которого они до сих пор воспринимали исключительно как подборку книг и которого их профессора называли живым памятником и гениальным интерпретатором работ Павлова, во многом обогнавшим знаменитого учителя) смонтировали привезенное с собой оборудование ночью 6 июля и отлаживали его до середины утра 7 июля. Специфическое хозяйство включало тщательно разработанные химические препараты, а также четыре массивных электронно-вычислительных устройства и электрический распределительный щит, достаточно мощный, чтобы с его помощью можно было управлять освещением Венской государственной оперы, откуда, вполне возможно, он сюда и попал.

Старик Йен был в прекрасном настроении. Беспрерывно болтал о Павлове и Сальтере, Красногорском и Мейнанте, Петровой и Бехтереве, Форлове и Роуланде — как будто это не он девять лет назад отошел от основного направления их доктрины, разработав собственную радикальную технологию погружения в подсознание со скоростью клети в шахте. Он шутил с подчиненными и поддразнивал узбеков, как будто не был богом, вроде герра Фрейда, которого, кстати, называл не иначе как «австрийской гадалкой на кофейной гуще», «тевтонским фантастом» и «дипломированным сплетником». Он разрешил своему заместителю встретиться с соответствующим человеком советского генерала Костромы с целью организовать питание и размещение людей.

Приятным прохладным вечером накануне того утра, когда к нему доставили американский РР-патруль, Йен Ло и тридцать его служащих, среди которых были мужчины и женщины, уселись в кружок на траве. Луна поднималась все выше, и время близилось к ночи, и голоса звучали все тише по мере того, как людьми овладевала сонливость. Йен Ло рассказывал волшебную историю, происшедшую за тридцать девять веков до рождения его слушателей, о молодом рыбаке и прекрасной принцессе, которые путешествовали по провинции Ченгту.

* * *

На следующее утро, то есть 8 июля, в шесть часов десять минут, американских патрульных доставили в «Исследовательский павильон». Йен Ло проследил, чтобы их выкупали, и лично сделал каждому укол. Пленники уснули, после чего их снова одели. Всех, за исключением Реймонда Шоу, уложили на койки, каждого в отдельной маленькой комнатке на втором этаже, где с ними начали работать три команды внедрения. Йен Ло следил за работой каждой команды с самого начала и до тех пор, пока не убеждался, что все идет гладко. Сделав вывод, что волноваться нечего, он с помощником и двумя медсестрами направился в угловой номер, где спал Реймонд, и приступил к наиболее сложной части своей работы — к перестройке личности сержанта.