— Давайте немножко успокоимся, — говорит она и приближается, широко расставив руки.

Луиза не обращает на нее внимания и пытается проскользнуть мимо. Но Ибен Хансен хватает ее без особой суеты.

— Пустите меня. Вы не имеете никакого права…

Женщина прерывает ее:

— Послушайте, Луиза, здесь нет никого, кто бы желал вам зла.

Луиза смотрит на Йоахима. Шепотом произносит его имя, настойчиво умоляя о помощи. Он ей не верит. Теперь ей это стало заметно: он верит… им. При осознании этого в глазах у Луизы все почернело. Она осталась одна. Теперь они все против нее. Все рушится.

Входит еще один полицейский, тот с неприятными, грубыми пальцами. Луиза осознает, что она снова начинает кричать. Она ничего другого не может сделать. Как будто в ней появилось что-то извивающееся и пытается вылезти наружу.

— Йоахим!

Ее внимание привлекает что-то в лице одного из полицейских. Красноватое пятно прямо у него над ртом. И она понимает, что она его ударила или толкнула. Полицейские хватают ее за руки и крепко держат.

— Успокойтесь, — приказывает один из них.

Луиза пытается освободиться от них, но у нее не получается. Они не имеют никакого права так обращаться с ней. Тогда она начинает вырываться с усилием. Это против ее желания, ей меньше всего на свете этого хочется, но она брыкается изо всех сил обеими ногами. Брыкается в сторону Йоахима, чтобы он ее увидел, брыкается в сторону полицейских, потому что они ее не отпускают.

— Ты должен верить мне, Йоахим! — Она видит, как в дверях появляется еще один полицейский.

Он старше тех двоих, их голоса сливаются. Луиза улавливает лишь одно слово: доктор.

Нескончаемый поток. Течет совершенно прозрачная вода, вот маленькие камни — это ручеек. Вокруг нее темнота, и все же она видит хвойные деревья, лес и узенькую тропинку. Луиза несколько раз открывает и закрывает глаза, пока сон медленно рассеивается. Где она? Здесь светло, над ней белый потолок. Она поворачивает голову в сторону и видит прямо перед собой широкий подоконник. Тонкие белые гардины наполовину раздвинуты, за окном светит солнце. На подоконнике в белом горшке стоит папоротник с пожелтевшими краями. Она слышит шаги и поворачивается в сторону этого звука. В комнату входит женщина в светло-зеленом халате с короткими рукавами поверх белых брюк.

— Вы уже проснулись? — Женщина улыбается.

Она присаживается на краю кровати возле Луизы, нажимает на какие-то кнопки, и изголовье кровати начинает медленно подниматься. Луиза снова пытается сдвинуться с места, но, против обыкновения, тело не слушается ее. Женщина видит ее потуги.

— Это снотворное, оно еще не отошло до конца. Скоро вам будет лучше, — говорит она и слегка сжимает руку Луизы.

— Где я? — спрашивает Луиза: во рту у нее настолько пересохло, что она с трудом выговаривает слова.

Женщина наливает сок в пластиковый стакан, протягивает его Луизе и не отводит глаз, пока стакан не становится пустым. Малиновый сок, напоминающий вкус детства.

— Вы в больнице. Это психиатрическое отделение в Рённе. Меня зовут Санне.

Она смотрит пристально. Санне. Луиза знакома с одной Санне, но это не та. Или та? Она снова осматривает эту белую комнату. Такое впечатление, что внутри нее все перевернулось. Она видит, она понимает, но опять же не до конца. Как будто бы она — калейдоскоп, который все время крутится, в котором все фрагменты постоянно меняют свой узор.

— Какой сегодня день? — осторожно интересуется Луиза.

— Все еще вторник. Вы были без памяти всего лишь пару часов. Ваш муж только что ушел. Он сидел все время здесь и держал вас за руку, но доктор полагает, что было бы лучше, если бы вы оставались одна, когда придете в себя.

Луиза смотрит куда-то вверх и думает. Вернее, пытается думать. Ее муж. Что-то постоянно преследует ее и грозит морально уничтожить. Она с трудом прячет руки под пуховое одеяло, пододеяльник на котором такой накрахмаленный и белый.

— Мне так холодно, — жалуется она.

— Это просто из-за лекарства, — успокаивает ее Санне и натягивает ей одеяло под самый подбородок, укутывая плотнее. — Он оставил вам записку.

Она берет ее с тумбочки, что стоит у самого изголовья, и протягивает Луизе.

— Положите ее, — еле слышный шепот. — Я прочитаю позже.

Когда она приходит в себя в следующий раз, в проеме двери стоит высокая крупная женщина с темными волосами. Она подходит к кровати и протягивает Луизе руку, но та не в силах даже пошевелиться. Женщина невозмутимо присаживается.

— Я — главврач. Меня зовут Анна Понтоппидан, — представляется женщина, внимательно разглядывая Луизу. И выжидает. Чего выжидает? — Вы знаете, где вы находитесь? — наконец спрашивает она после долгой паузы.

— Медсестра сообщила мне, что я в больнице Рённе, — поспешно отвечает Луиза.

— Вы можете сказать, как вас зовут?

— Луиза Андерсен.

— А знаете ли вы, почему здесь находитесь?

— Нет. Впрочем, я помню, что мне сделали инъекцию успокоительного, но я не понимаю для чего. Я вообще не понимаю, что происходит сегодня.

— Из истории болезни мы узнали о потере вами сознания на пароме, которое произошло три года тому назад. Вы тогда очень сильно ударились головой. Несколько дней вы оставались под наблюдением врачей, но скоро поправились. Тогда ваше состояние не вызывало беспокойства. Тогда ничего не вызывало подозрения в серьезности травмы. Вначале у вас было небольшое помутнение рассудка, и пришлось вам напомнить, кто вы и где вы. Но как видно по истории болезни, вы быстро пришли в себя. Поэтому ничто не препятствовало вашей выписке. В тот раз.

Анна смотрит на нее серьезным взглядом. Словно подчеркивает то, что Луиза уже поняла. Сейчас все иначе.

Мысли Луизы полетели в прошлое, в тот период, когда она оказалась на больничной койке. Та же самая больница, такая же белая накрахмаленная постель, те же неприятные ощущения. Она вспоминает свое состояние, когда до нее дошло, что она осталась одна-одинешенька. Вспоминает ощущение отрыва от остального мира, пустоту. Она в основном могла все делать сама. Могла принимать пищу, не роняя ее по пути, самостоятельно ходить в туалет, могла читать газету и делать вид, что в ней идет речь о том, что ее касалось. Рассуждать с ними о погоде. Отвечать на интересующие их вопросы. Но внутри нее была настоящая пропасть, в которой она билась, будучи не в состоянии найти выход. Тогда ее выписали через два-три дня.

Но сейчас… Ей достаточно было лишь взглянуть на доктора. Теперь Луиза не могла притворяться, что пустоты не существует. Даже перед самой собой. Она вздыхает; должно быть, доктор воспринимает это как признак того, что Луиза снова в состоянии слушать, и опять начинает говорить: