Глупые няньки не знали, к кому кинуться, носились бестолково.

Ольга решила вмешаться. Первым делом направилась к сыну. Он так и кинулся к ней, приник к материнским коленям. Но едва та приголубила, отступил. Мычал довольно, показывая свой трофей. Княгиня мигом успокоила сына: мол, сабельки у тебя еще будут свои, а эта чужая. Не полагается князю забирать у близких того, что не принадлежит ему, дурной пример показывать. Ну же, отдай сабельку. А Ольга ему за это коня деревянного подарит, да еще с уздечкой из настоящих бляшек, как у родовитого хазарина.

Княжич сперва насупился, потом и впрямь протянул игрушечную саблю. Но не Блуду, а Малуше. Девочке она была без надобности. Бросила на землю, хмуря черные, словно прорисованные, бровки. А Блуд тут как тут, подскочил, поднял саблю, замахал над головой, пятясь к стене, и стал тарахтеть своим трофеем по бревнам частокола.

Святослав же взял Малушу за руку и начал что-то лепетать непонятное. Но та вроде все поняла. Сказала:

– Идем.

Он и пошел как привязанный, вложив свою маленькую ладошку в руку девочки. Ольга умиленно смотрела им вслед: на своего карапуза сына в подбитой мехом шапочке на русых кудрявых волосах и Малушу с тоненькими черными косичками, забавно торчавшими в разные стороны.

– Ишь, угомонила, – произнесла рядом одна из мамок. – Что зеленоглазка скажет, то он и выполняет.

Глаза у Малуши и впрямь были зеленые-зеленые. Как у Свенельда. В тереме шептались, что вот еще один Свенельдов птенец при княгине обитает. Сам же варяг все отнекивался, а мог и грубо оборвать, если намекали, что Малуша его дочь. Девочку-то принесли в Киев древляне, даже сказывали, что отец ей Свенельд, а матерью была некая Малфрида, однако сам варяг словно и не замечал ребенка. Ольга же к малышке привыкла и не видела дурного в том, что Малуша сдружилась с княжичем. Девочка была не по летам разумница, рано заговорила, и в этой компании мальчишек, где все мал мала меньше, но все благородной крови, Малуша была заводилой. Даже старший из них, Блуд, порой уступал девочке. Хотя бывало, что и поколачивал.

Княгиня могла бы еще поиграть с детьми, но ждали дела. От резного крылечка к ней спешил важный боярин Тудор.

– Послы хазарские прибыли в детинец. Хотят перед отъездом последний почет тебе оказать, княгиня, – сообщил он.

Ольга резко повернулась.

– Что? Ох, как некстати. Разве сам не понимаешь, Тудор, что нынче, когда гости из Царьграда подъезжают к Вышгороду, не следует им с хазарами здесь видеться. Как нежелательно и то, чтобы хазары их встретили.

Тучный боярин затоптался на месте, развел руками.

– Все я разумею, княгинюшка. Но ведь не гнать же взашей степняков? Как-никак мир у нас с Хазарией.

Ольга все понимала, потому и направилась торопливо в терем. Что ж, если послов хазарских все же придется принять, то уж их встречу с ромеями никак нельзя допустить.

И Ольга велела позвать верного Свенельда.

Тот прибыл моментально, еще разгоряченный после плаца. Княгиня поманила его рукой, приказав скакать на тракт к Вышгороду и под любым предлогом задержать ромеев, пока она хазар не спровадит. Сейчас, когда у Византии с Хазарией столь натянутые отношения, нежелательно, чтобы посланцы этих держав в ее тереме сошлись да потом донесли своим владыкам, что воинственная Русь их врагов привечает. Ну и заодно пусть Свенельд расспросит византийских послов, что привело их в варварскую Русь, да еще до того, как судоходство наладилось, и торг пошел. Ведь неспроста изнеженные ромеи прибыли в самую весеннюю распутицу. Знать, дело у них спешное и важное.

Свенельд мгновенно все понял, кивнул и поспешил к выходу, даже не заметив, каким взором провожает его княгиня. Ей же так хорошо на душе сделалось: вот он, ее помощник, ее друг верный, который никогда не подведет.

Сама же прошествовала в гридницу. Там на возвышении стояло ее кресло, она садилась в него, когда хотела придать себе величия. Вот и сейчас степенно поднялась по трем крытым алым сукном ступеням, села, положив тяжелые от перстней руки на резные подлокотники в виде медвежьих голов. По сторонам от нее стояли волхвы-советники, вдоль лавок у стен в ряд собрались бояре. Все, как и надлежит, чтобы принять послов. Ольга чуть повела бровью, и глашатай ударил в тяжелый медный диск, сообщая, что к приему все готово.

Гостей из Хазарии Ольга принимала с величественностью правительницы. И хотя знала заранее, о чем говорить станут (возносить им с Игорем хвалу, за то что позволили иудейский квартал учредить в Киеве), кивала согласно, произносила в свою очередь приветливые речи. Дескать, и ей любо, что мир у них с Хазарией, и именно им угодить хотела, когда льготы на торг с иудеями позволила. Хазары с иудеями люди одной веры[39], друг за друга горой стоят, вот им и мило, что отныне у них в стольном граде русичей свое дворище есть. И все же, разглядывая хазарских послов, Ольга думала о том, что уже не те хазары, какими были прежде, когда Русь им дань от каждого дыма[40]платила. С тех пор как Вещий Олег отказался дань Хазарии давать, да и другие племена от нее освободил, а позже Игорь в том укрепился, строптивые хазары присмирели, не давят на славянских соседей, наоборот, мира добиваются.

К тому же сейчас им мир с Русью как никогда нужен: и булгары[41]разбойничают, и агряне[42]покоя не дают, и пришедшие из степей печенеги набеги учиняют, а больше всего не ладят они с могучим соседом Византией. Особенно с тех пор, как византийский император Роман Лакапин[43]гонения на иудеев начал и те толпами бегут жаловаться хазарскому хакану Иосифу. Ольга же с ними торг начала да взяла под свою защиту. Поэтому хазарские послы и благодарят ее, дары подносят. Что ж, Ольге любо, что со степью у Руси нынче мир. Если бы еще не печенеги... От этих не знаешь, чего и ожидать. И Ольга намекнула хазарам, что, ежели они хотят, чтобы она и дальше покровительствовала торговым иудеям, то пусть уж проследят, чтобы их общие враги печенеги не получали от хазарских хаканов плату за набеги на Русь.

Этот разговор привел гостей из Хазарии в смущение, они что-то бормотали в оправдание, но Ольга уже дала понять, что прием окончен. Особенно когда заметила, что у дверей гридницы показался верный Свенельд. Значит, уже справился, есть о чем поведать. Потому-то Ольга распростилась поскорее с хазарами и даже отряд выделила, чтобы проводили гостей быстренько, но и с почетом.

У ожидавшего ее Свенельда было сосредоточенное лицо. Даже острые скулы четче обозначились, глаза блестели.