Насчет специализации родного еженедельника я Валерке сказала правильно: московские сплетни и милые глупости. «Интересный Город» народился как бесплатное приложение к цветному рекламному монстру, отпочковался от него и после этого почему-то не умер, а даже стал платным. Или так: почему-то не умер, хотя и стал платным. Или так: стал платным, и поэтому не умер? В общем, оказалось, что некоммерческая направленность тоже неплохо продается. Как в том анекдоте: «У вас в городе есть порядочные женщины? — Есть, целых две, но они такие дорогие!..»

Ну куда еще я смогла бы продать душевные наблюдения за сетевым общением или описание будней оптового рынка? А на чьих страницах еще можно изливаться по поводу того, как замечательно варит турецкий кофе парень по имени Рамаз в кафе ТОО «Кристина», расположенном посредине нашего спального района? Ни кусочка джинсы, ни рубля за рекламу — а вот народу почему-то нравится…

Я у Матвеича собкор, так что, по идее, у меня не жизнь, а масленица и полный карт-бланш. С другой стороны — я такой собкор, которого можно посылать по мелким поручениям. Я не отказываюсь. Во-первых, потому что нельзя одновременно занимать должность с моим окладом и отвечать «нет» тому, кто меня взял на этот оклад. (Не подумайте дурно: я имею в виду, по рабочим вопросам.) А во-вторых, потому что сделать репортаж о мероприятии, которое началось час назад и о котором стало известно только что, физически может только летучий оборотень.

Корректуру мне уже принесли. Я засела за правку, и время полетело словно птичка. Можно ли уменьшить рисунок, нельзя ли переписать заголовок «Я помню нудное мгновенье» таким образом, чтобы слово «чудное» читалось в соответствии с моим и Пушкина авторским замыслом… «Грамотеев на кол!» — рычал верстальщик дядя Петя, стискивая в зубах пустую трубку. По поводу максимально креативного и рационального использования кольев у нас, грамотеев, есть другое мнение. Но высказывать его вслух во время верстки номера не полагается.

— Галь, извини, ты не посмотришь вот тут? Мне Стас оставил врезы к статье, я набрала…

— Очень похоже на Стаса, — буркнула я, отбирая у нее лист. Материал был про выставку живых бабочек, а Стас, натурально, забыл о распоряжении Матвея, «чтобы в полосных кирпичах были живенькие врезики», и вспомнил в последний момент.

Кате двадцать лет, и она проходила у нас летнюю практику, а теперь, кажется, хочет подработать. Рядом с Катей я себя чувствую живой легендой российской журналистики. Стас, по-видимому, тоже. Сунул девчонке каляки на блокнотных листочках и убежал. Надо будет при случае сказать ему, что времена машинисток, безропотно печатающих гениальные мысли собкоров, записанные на папиросных пачках, окончились еще в прошлом веке…

— Угу… угу… Угу. «Из тени в свет перелетая»- это не Набоков ни разу. Нет, дядя Петя, и не Мавроди. Это Арсений Тарковский, так и передай Станиславу нашему Викторовичу… — Я цопнула со стола ручку, была перехвачена дядей Петей, обругала его жадиной и вынула из кармана свою.

— Андрей Тарковский? — поправила меня Катя.

— Да нет, не Андрей, — я съела ее взглядом, — а Арсений Александрович Тарковский. Знаменитый поэт.

— А, отец режиссера?

— Это режиссер — сын поэта… Угу… угу… эй, а это в каком смысле?

— «За один день бражник может отыметь около двухсот цветов», — невинным голосом прочитала Катя. — Ну, он, наверное, имел в виду, что… ну, ты же знаешь, они переносят пыльцу… как бы в шутку можно сказать…

— Дай-ка я посмотрю, что он там написал. — Краем глаза я видела, как зашевелилась борода дяди Пети.

— Вот, тут начало, а там конец. — Катя протянула мне зеленые листочки с акварельно расплывшимися японскими иероглифами, поверх которых косо расположились Стасовы строчки. — Это первый, это второй.

— Катя, — тихо и проникновенно сказала я, — не «отыметь», а «опылить». Эта буква — «п», а не «т», а тут «л»…

Верстальщик схватил трубку в руку и поник, беззвучно сотрясаясь вместе с креслом.

— Спасибо, — прошептала Катя, красиво розовея от шеи до ушей.

— Все нормально, — успокоила я ее. — My pleasure.

И это была чистая правда. Я еще полчаса потом фыркала в кулак. Но Катю никому не заложила.

Закончив очередной кусок работы, я пошла испить кофейку. Вот это у нас после научной реорганизации устроено правильно: буфет со вкуснющими сэндвичами и омлетами, а главное — бесплатный кофе из многопрограммной машины, с почти настоящими эспрессо и капучино. Отсюда понимающему человеку ясно, что «Интересный Город»- контора не бедная. Так оно и есть, и это здорово: я одинокая мама гимназистки, мне деньги нужны. Но все-таки иногда бывает жалко подстольных чайников, уродливых разнокалиберных чашек, припрятанных у каждого в столе, и безответственного трепа за чаепитием, когда целый рабочий день впереди. У начальников бывают такие странные идеи насчет того, чего можно требовать с нас за те деньги, которые нам платят… Ну ладно.

Часто пить кофе вредно. Летучему оборотню необходимо безупречное сердце. А куда деваться, если глаза закрываются…

— Галь, можно, я к тебе?

Катя садится напротив. Нет, барышня не смотрит мне в рот и не просит поделиться бесценным опытом, у нынешней молодежи это не принято. Но обсудить со мной важные профессиональные проблемы она любит. А мне профессиональных секретов не жалко. Секреты, которые можно украсть, ничего не стоят.

Внешне Катя похожа на девочку из викторианской Британии: золотистые локоны, будто у кэрролловской Алисы, ясные глазки (под чистыми стеклышками очков, почти не нарушающих образа), носик дулечкой, розовые губки. Вместо спущенных до лобка брезентовых штанов — черные офисные брючки, вместо оранжевого растянутого свитера — элегантный белый пуловер, вместо нахального столичного акцента «иишницу за-аказывали?» — провинциальная напевность. Хорошая девочка, в общем. А избыток наивности — в наше время такой редкий недостаток, что практически достоинство. Мало кто понимает, что наивные люди не обязательно глупы, а для корреспондента это важный плюс.

— А я написала репортаж, — сообщила Катя, оглушительно гремя шоколадной фольгой. — Во-от. По уму он бы на полосу потянул, но кто мне даст. Полполосы максимум.

— Про что репортаж? — поинтересовалась я.

— Про о-оборотней! — Катя зловеще выпучила глаза.

Так. В редакции всего два человека, считая шефа, в курсе насчет моей «проблемы с самоидентификацией», и ни один из них не стал бы делиться этим с зеленой студенткой. Значит, случайность.

— «Ночной Дозор»? — попыталась я угадать. — Или ты, сохрани Боже, коррупцией занялась?

— Да нет, вообще-то настоящие оборотни! — с обидой в голосе ответила девочка.

— Насколько настоящие? — участливо спросила я.

— Отсюда — и вон дотуда, вот насколько! Если тебе это что-нибудь говорит.

— Ровным счетом ничего. — Хорошо отвечает молодая особа, далеко пойдет. — Расскажешь?