Курбанов рассчитался с водителем и, приоткрыв дверцу, еще несколько секунд внимательно понаблюдал за вспышкой огонька и нервным подергиванием фонарных лучей. Очевидно, те, на посту, слышали мотор приближающейся машины, и теперь заметались по шоссе, стараясь понять, куда она исчезла.

— А если попытаться в обход поста? — спросил майор, по-заговорщицки приглушив голос.

— В обход дороги нет. Да я и не пошел бы. Мне, к моим двум вмятинам, еще только трех пуль в борт не хватает. И потом, кто ты такой?

— Это вопрос…

— Ответишь, тогда и поговорим. На домушника в самом деле не тянешь вроде бы.

— Скорее на отставного пожарника, — Курбанов ухмыльнулся и вышел из машины. — Раз в объезд дороги нет, тогда что ж, — попридержал он дверцу, — пойду к этим обалдуйчикам, как ты говоришь, сдаваться.

— Смотри, как бы не пальнули еще до того, как объяснишь им, кто и откуда. Они сейчас нервные. — Леха закрыл дверцу, резво, почти на месте и не включая фар, развернулся, но, отъехав несколько метров, вдруг остановился.

— Эй ты! — негромко позвал своего пассажира. — Туда как-то пацаны наши пробирались. Говорят, лучше всего проходить справа от ворот, у оврага. Деревья там подступают прямо к стене, а ветка дуба ложится на ограду. Здесь, где я стою, тропинка начинается, которая через овраг ведет.

— Наконец-то слышу дельный совет! — приблизился к нему Курбанов.

— Никакой не совет. Лично тебя я никогда не видел и не знаю, понял? Просто обалдуев этих гаркавых, коммуняк, печеночно ненавижу! Вдруг от тебя хоть какой-то вред им будет — все легче!

— Что-то я вас, бунтарь-одиночка, тоже не припоминаю, маз-зурка при свечах.

Убедившись, что речь пока что идет не о путче и не о его свержении, а всего лишь о введении в стране чрезвычайного положения, Русаков явно приободрился. Хотел бы он знать, кто именно сколотил эту компанию и направил сюда? А главное, зачем? Разве он как Президент в принципе не является сторонником введения чрезвычайного положения? Об этом прекрасно знает Лукашов; как знают и шеф Госбезопасности Корягин, вице-президент Ненашев, ну и, понятное дело, министр обороны Карелин. Тогда какого черта?! Впрочем, всему свое время…

— Вы, очевидно, не понимаете всей сложности ситуации, Владимир Андреевич, — вновь заговорил Вежинов. — Когда еще будет созван этот самый Верховный Совет, и что на нем решат! Тем более что депутаты от некоторых союзных республик попросту откажутся принимать участие в его работе.

— Прибалты, например; кавказцы… — процедил Цеханов.

— Зато это будет в рамках, так сказать, Конституции. А главное, на Верховном Совете мы сможем выслушать мнение тех товарищей, которые все же прибудут из большинства союзных республик. А вы же понимаете, как это важно сейчас, когда процесс демократизации всех институтов власти сверху донизу уже пошел… Ведь пошел же процесс, это уже очевидно для всех, в том числе и для противников перестройки, и даже для наших зарубежных товарищей. Процесс этот конечно же сложный, потому что этим путем мы идем первые…

Генсек-президент все говорил и говорил, казалось, он давно потерял ощущение реальности происходящего и закатил одну из тех «наезженных» речей, от которых многих его соратников, не говоря уже о простом народе, просто-таки мутило. С трудом выслышав весь это партноменклатурно-интеллигентский бред, главком — рослый, медведеподобный генерал, с головой, давно слившейся прямо с гороподобным, лишенным всякой армейской выправки туловищем — почти прорычал, словно пытался унять неуемную зубную боль.

Он уже вдоволь наслушался подобного суесловия, и всякое выступление «этого… из Кремля» на публике или по телевидению вызывало в нем какие-то, почти неосознанные приступы ярости, при которых генерал армии за себя попросту не ручался.

— Но ведь мы же упускаем время, — вновь принялся за свои уговоры секретарь ЦК, он же — «отпетый идеолог», как с удовольствием называл про себя главного идеолога партии Банников, столь же презренного в его глазах, как и сам генсек-президент. — Притом что страна и так уже расколота.

— И все же надо принять к сведению, что многие недостатки мы учли во время работы над проектом нового союзного договора, — нервно отреагировал Президент. — Так что, в общем и целом, процесс уже пошел…

— Да ни хрена он не пошел, — пробубнил себе под нос Банников, едва сдерживаясь от того, чтобы убрать со своих глаз «отпетого идеолога» и повести переговоры самому, просто и по-армейски жестко.

— Нельзя не учитывать, что кое-где партию уже травят, а партийные организации нагло изгоняют из предприятий и учреждений, — продолжал тем временем плакаться в жилетку генсеку «отпетый идеолог». — Прибалты — те вообще до того обнаглели, что уже, по существу, откололись, и с каждым днем перспектива загнать их обратно в Союз становится все более призрачной. Остальные республики тоже одна за другой объявляют суверенитет. Киев, вон, уже спит и видит себя столицей возрожденной Киевской Руси.

— Да все это, товарищ Вежинов, членам Политбюро давно известно. Действительно, имел место парад суверенитетов, это факт; однако же пик кризиса, связанного с проявлениями национализма, мы уже прошли, — старался Русаков угомонить цековского идеолога. — Надо же смотреть на эти явления, так сказать, диалектически, помня, что все-таки, в общем и целом…

— Что это мы «прошли», что «прошли»?! — неожиданно вклинился в их словоблудие генерал армии. — Ничего мы пока еще не «прошли». Очевидно, вас неверно информируют ваши помощники и советники. Наше общее мнение таково, что сейчас, находясь здесь, в Крыму, мы только зря тратим время. Потому что всем уже ясно: мы доиграемся до того, что своим «парадом суверенитетов» окончательно погубим державу. Что еще должно произойти, чтобы мы решились ввести чрезвычайное положение и принять те единственные меры, которые еще способны спасти и страну, и партию?

Банников сорвался со своего кресла и нервно, — кряхтя, и, словно затравленный зверь, оглядываясь, — прошелся по кабинету. Достаточно было взглянуть на выражение его лица, чтобы понять, что в эти минуты он ненавидит обоих «цекашников», этих гражданских болтунов и чистоплюев.

— Тут, знаете ли, — вальяжно откинулся в кресле Президент, самим поведением своим пытаясь сбить накал страстей, — не нужно торопиться с выводами. — В принципе я не возражаю против введения чрезвычайного положения. Но из этого не следует, что вводить его нужно немедленно. Анализ ситуации показывает, что, в общем и целом, процесс сползания удалось остановить. Во всех республиканских парторганизациях уже идет обсуждение проекта нового союзного договора, на основании которого затем будет принята и новая союзная Конституция. Если мы с вами, товарищи, сейчас погорячимся, то взорвем весь этот процесс не только сверху, но и, так сказать, изнутри; а значит, поставим под сомнение саму идею нового союзного договора.

— А нужен ли нам сейчас новый союзный договор? Ко времени ли возиться с новым договором, когда нужно срочно спасать страну?! — вдруг патетически воскликнул Вежинов, словно бы не понимал стержневой идеи Президента — сами мероприятия по обсуждению нового союзного договора уже позволяют выиграть время и перегруппировать силы, то есть уже направлены на сохранение Союза.