Наследники - Татьяна Гуркало

Император умер, как полагается императорам — тихо, мирно, без суеты и бессмысленного сопротивления смерти. Правда, многие бы не согласились с правильностью этой смерти. Они считали, что императоры должны, как минимум, погибать на поле брани и, как максимум, быть убиты заговорщиками. Либо в собственной спальне, при помощи отравленного кинжала в прелестных ручках фаворитки, либо во время какой-то церемонии — наемным убийцей.

В общем, мнения на счет достойной императора смерти у разных людей были разные. На всех все равно не угодишь. Впрочем, император Мален угождать и не собирался. А дворцовый целитель еще и утверждал, что это великий человек на смертном одре успел позлорадствовать над кем-то. Правда, над кем именно и почему, он, к сожалению, не понял. И теперь половина дворца мучилась из-за неудовлетворенного любопытства.

Церемония погребения была торжественна и в какой-то мере празднична. Многие придворные откровенно скучали. Другие болтали о чем-то своем. А какой-то перебравший офицер еще и громогласно, совершенно неуместно расхохотался, но был тут же бит острым локотком бдительной жены в бок и мгновенно умолк.

Везли императора, как и полагается, в выстланной шелком и мехами повозке. Тянули ее не лошади, а дюжие юноши. Доходя до очередной лестницы, они дружно хекали, поднимали этот катафалк на плечи и так преодолевали препятствие. А учитывая, что лестниц в городе было великое множество, вскоре эти юноши были усталы и вовсе не так великолепны, как в начале пути.

Дотащить императора им следовало до семейной усыпальницы в старой пещере. Это простых людей сжигали, и пепел рассеивали над морем. Императорам, да и прочим высокорожденным такого не полагалось. Да и народа на последнем пути императора Малена собралось много. Нельзя было его разочаровывать. Наряженные, как на праздник, мамаши поднимали над толпой детей, чтобы те могли заглянуть в повозку и полюбоваться ее содержимым. Дети, по причине малолетства, не понимающие, зачем это нужно, да и куда смотреть, оставались абсолютно равнодушными. Зато девицы, гроздьями свисавшие над балконными перильцами, шептались, бледнели и сотворяли охраняющие от всего злого круги.

Императрица Кадия степенно шла за повозкой и старательно изображала печаль. Получалось у нее так себе. Она все время умудрялась задуматься о посторонних вещах, и лицо становилось несколько мечтательным. К тому, что муж вот-вот умрет, она давно привыкла. А особо теплых отношений между ними никогда не было.

Принц Ромул изображать печаль и не пытался. Его лицо было бесстрастным, взгляд направлен поверх повозки, а шаг четкий и выверенный. Траурный оливковый цвет костюма ему шел гораздо больше, чем матери, да и многим участникам церемонии, и на принца с удовольствием заглядывались разновозрастные горожанки, а потом шептались о том, какой красивый у них будет император.

Допущенные к церемонии высокорожденные явно скучали, но старательно делали торжественные лица. Несколько оживились благородные мужи и женщины, только когда повозку, наконец, дотащили до погребальной пещеры, и пришла пора церемонии возложения цветов. Спустя буквально пять минут повозка была вся в этих цветах, как полевых, так и садовых, а желающие их возложить не заканчивались. Еще и особо меткие горожане умудрялись добросить свои букеты.

Юноши, которым предстояло еще затащить повозку в пещеру, с тоской смотрели на действо и утешали себя тем, что не каждому выпадает возможность дотащить императора до усыпальницы. Будет, что потом рассказать, если к слову придется.

Когда желающие возложить цветы, наконец, закончились, бедный император буквально утопал в этом великолепии. Юноши, с тоской переглянувшись, оттащили натужно поскрипывающую повозку в пещеру. Чинно понаблюдали за тем, как упокоители перекладывают тело в саркофаг, заливают маслами и накрывают крышкой. Потом помогли разложить вокруг саркофага букеты и, наконец, с чувством выполненного долга потащили повозку на улицу.

Зрители, благородные и не очень, выслушали речь главного упокоителя, узнали, что императора ждет светлое и спокойное посмертие, и были отпущены. Правда, никто уходить не стал. Все с любопытством понаблюдали за тем, как запечатывают вход в пещеру и стали расходиться только после этого, делясь впечатлениями со знакомыми и предвкушая церемонию возложения императорского венца на голову принца Ромула. Эта церемония будет гораздо интереснее и длиннее погребения. А еще, после нее наверняка выкатят бочки с вином. Так что побывать на ней хотели все.

И только упокоители бдительно несли стражу у пещеры, ожидая пока сядет солнце, завершив последний день императора Малена. Им можно будет разойтись только после этого. Потому что духи уходят вместе с солнцем, а до этого их следует охранять. Чтобы не побеспокоил никто.

В усыпальницу упокоители не заглядывали, даже после захода солнца — срывать печати ради любопытства нехорошо. Но если бы по какой-то надобности заглянули, очень бы удивились.

Как только на небе появились первые звезды, ленты, которыми были перевязаны пышные букеты жасмина, зацветшего не вовремя и не без помощи магии, засветились, потом вспыхнули огнем, почему-то не опалив цветы, и рассыпались легким пеплом. А над жасминовыми букетами неярко засветились ниточки-паутинки. Они немного повисели так, потом, словно гонимые сквозняком, медленно поплыли по воздуху, переплелись друг с другом и сложились в древний символ-печать «Удержание». И только после этого в пещере появился дух императора Малена. Он огляделся, невесомо похлопал ладонью по своему саркофагу, а потом прикоснулся к символу и исчез.

А где-то довольно далеко от столицы, на крошечном каменистом островке, вокруг начерченого мелом ритуального рисунка сидела престранная компания. Эта компания была одета в темные шерстяные плащи с капюшонами и напоминала сидящих на камнях диковинных птиц. Сидели люди действительно на камнях, спинами друг к другу, словно были стражами, охраняющими рисунок от неведомого чудовища, которое вот-вот выползет из моря. Ритуальная звезда же была нарисована на гладеньком, словно специально отполированном пятачке.

Люди сидели, неподвижно, словно окаменели.

Море шумело.

Меловые линии ярко белели на темном камне, а потом, когда сумерки превратились в густую ночную тьму, еще и начали светиться. А когда их свет стал столь ярок, что мог поспорить со звездами, над рисунком начало собираться светлое пятно. Оно сначала было шарообразным, потом вытянулось в овал, обрело руки, ноги и голову. А потом и вовсе превратилось в человеческий силуэт. И именно из этого силуэта вышел император Мален.

— Все, — ворчливо сказал он. — Можете оборачиваться, я прибыл.

Люди в плащах встрепенулись. Кто-то тихонько охнул. Женщина пожаловалась, что отсидела себе все на свете. Другая женщина стянула капюшон и широко улыбнулась.

— Ох, Мален, — протянула она несколько печально.

— Все хорошо, — заверил призрак.