Лилия и Леопард - Сьюзен Виггз

С любовью моей сестре Лори и ее мужу Грэми Кросу, «благородному рыцарю»

Вестминстер. Январь 1414 года.

Ранд сидел в деревянном чане совершенно обнаженный, а за его спиной возвышался сам король Англии. Юноша нервно вздрогнул и замер, ожидая, когда Генрих V[1]окатит его, наконец, ледяной водой.

Они находились в холодной полутемной комнате с каменными стенами. Завыванию ветра снаружи вторили негромкие голоса внутри помещения.

— Я всегда верил, что этот юноша в сражении завоюет право стать рыцарем, — заметил Томас, герцог Кларенский. — Энгуиранд Фицмарк прексрасно проявил себя под Анжу[2]. Он — истинный защитник короля.

— Кроме того, Ранд убил злейшего врага дома Ланкастеров, — добавил Ричард Кортни.

Епископ Нориджа наклонился вперед, так что колеблющееся пламя свечи сделало его похожим на приведение, и доверительно произнес:

— Бог — свидетель, Том, если бы ни Ранд, ты и твой брат, король, оказались бы разрезаны на куски и брошены лоллардами[3]в Темзу.

Слушая хвалебные речи, Ранд начал даже гордиться собой, но тут же устыдился этого чувства. А что, собственно говоря, он такого совершил? Раскрыл заговор религиозных фанатиков? Любой мог оказаться на его месте. Видно, судьбе зачем-то было угодно, чтобы именно он, Энгуиранд Фицмарк, бродя в сумерках с арфой в окрестностях Вестминстера, наткнулся на заговорщиков, чуть не обнаружил свое присутствие, но все-таки сумел незамеченным добраться до короля и предупредить его об опасности.

— Готов ли ты, — торжественно произнес король, — смыть следы своей прежней жизни?

Ранд медлил с ответом. В отличие от многих других, которые просто жаждали быть посвященными в рыцари, юноша вовсе не стремился расстаться со своими привязанностями. Ему вспомнились тихие закаты над главной башней Арандела, серебряные звуки арфы в вересках Сассекса, теплая ладонь Джастин в его руке… Господи, сможет ли он забыть Джасси?

В комнате воцарилась тишина. Король ждал.

— Да, Ваша Светлость, — наконец, ответил Ранд.

В то же мгновение поток ледяной воды, освященной епископом, обрушился на юношу, окатив его с головы до ног. Но Ранд даже не шелохнулся, хотя внутренне весь сжался от холода.

Затем вперед выступил Джек Кейд, оруженосец Ранда, неловко держа ножницы в покалеченных руках, и с непочтительной ухмылкой принялся безжалостно кромсать золотистые локоны Фицмарка.

— Такого купания вполне достаточно, чтобы дать обет воздержания, — недовольно ворчал Джек.

Король Генрих сухо кашлянул, и Ранд, с трудом сдержав улыбку, строго сказал слуге:

— Замолчи, Джек, лучше осторожнее обращайся с ножницами: ты меня уже порезал. Этот ритуал — знак того, что я повинуюсь Богу, а не твоей неловкости.

Потом Ранда облачили во все черное — рубашку, плотно облегающие штаны и туфли — цвет смерти должен был напоминать ему, что он — всего лишь временный гость на этой земле.

Поверх надели белую тунику — знак чистоты, а затем — великолепный красный плащ, подчеркивающий благородство рыцаря и его готовность пролить кровь за Бога и своего короля.

Застегивая на Ранде белый пояс, Джек, не удержавшись, с отвращением прошептал:

— Не ослабить ли мне его, Энгуиранд Фицмарк?

Услышав это, Эдвард, дородный герцог Йоркский, весело фыркнув, с притворной строгостью заметил:

— Попридержи язык, негодяй!

Темные глаза короля Генриха гневно сверкнули из-под копны прямых каштановых волос.

— Оставь свои насмешки, кузен! Это Том придумал титул «Незапятнанный» — кроме того… — Генрих внимательно посмотрел на посвящаемого в рыцари юношу. — Я тоже нахожу его очень подходящим. Честное слово, Ранд, интересно узнать: ты родился с таким невинным выражением лица или просто изображаешь святость? Не спеши с ответом. Впереди у нас долгая ночь, мы еще успеем поговорить на эту тему.

Король снисходительно улыбнулся, встретив ошеломленный взгляд Ранда.

— Да-да, — подтвердил Генрих. — Я собираюсь бодрствовать с тобой всю ночь.

Ранд почтительно опустился на одно колено и склонил голову:

— Ваша Светлость, Вы оказываете мне слишком большую честь!

— Посмотрим, Энгуиранд Фицмарк, не изменишь ли ты утром свое мнение.

Король повернулся и решительно направился по извилистым переходам Вестминстера к винтовой лестнице, ведущей в часовню, построенную Генрихом в честь своего отца. Все молча двинулись вслед на ним.

В часовне подле алтаря лежали новые доспехи Ранда, а на самом алтаре красовалась его шпага.

Епископ отслужил мессу, затем нараспев провозгласил:

— Услышь, о Господи, наши молитвы и благослови своей величественной правой рукой шпагу, которую твой слуга жаждет прикрепить к поясу!

Ранд стоял, будучи не в силах оторвать взгляд от подарка короля Генриха. Прикрепить к поясу… Юношу охватило странное волнение, словно предчувствие грядущих испытаний. «Скорее всего, она навеки сделает меня своим узником», — подумал Ранд. Шпага была инкрустирована золотом и, казалось, внимательно смотрела на него огромным сверкающим на рукоятке изумрудным глазом.

Священники постепенно покинули часовню, оставив Ранда перед алтарем. Преклонив колени, юноша старался осмыслить то, что произошло с ним.

Король Генрих опустился неподалеку от него на скамью.

— Я буду подбадривать тебя и уколю шпагой, если желание спать окажется непреодолимым, — и, улыбнувшись, добавил: — Хотя вряд ли ты уснешь в таком положении.

Ранд изо всех сил старался оставаться неподвижным, несмотря на то, что холодные каменные плиты больно впивались в колени: он должен был выдержать и это испытание.

Между тем король откинулся назад, вытянул ноги и окинул внимательным взглядом стоящего перед алтарем юношу.

— А ты великолепно сложен, Ранд Фицмарк. Мой брат, герцог Кларенский, утверждает, что в Анжу ты без лестницы взобрался на зубчатую стену замка. Интересно, каков же твой рост?

Помня о том, что ему следует провести эту ночь в размышлениях, Ранд только опустил глаза и промолчал.