Проект "Конкистадор" - Сергей Самаров

На Волге уже прочно встал лед, и буквально за день-два его занесло толстым рыхлым слоем снега – лыжникам на радость. Правда, почти сразу ударила оттепель, которой в середине декабря никто не ждал; два дня держалась плюсовая температура, временами моросил мелкий дождь и на льду поверх снега образовались лужи. А потом снова резко подморозило, и лед на озере стал слоистым, как гамбургер, и его снова присыпало снегом. Кто ступал на его поверхность, случалось, слышал треск под ногами и пугался, боясь провалиться в воду, но пробивал только снег, покрывавший слой льда.

Смотреть на это было даже забавно, хотя визг испуганных женщин раздражал. Однако человек, стоявший на вмерзшем в лед причале для лодок, смотрел вовсе не на слегка подвыпившую компанию, что пробовала пройти по льду озера к дому отдыха напрямую через залив. Он смотрел сквозь них, просто мимо, и нисколько не интересовался поведением группы. Это были отдыхающие из дома отдыха, торопившиеся с лесной прогулки на обед. Если они и привлекали внимание мужчины, то только одним: когда же они, наконец, скроются из виду. Потому что любые людские голоса, нарушавшие тишину, сейчас его раздражали. Подполковник спецназа ГРУ в отставке Владимир Алексеевич Кирпичников специально уехал к брату в деревню, чтобы спрятаться от шума и суеты и обдумать как следует свое положение; но неугомонные в своем бездумном веселье люди доставали и здесь.

Деревня, где после выхода на пенсию жил брат, стояла на высоком волжском берегу, с которого открывался великолепный вид на саму Волгу и небольшой заливчик, образовавшийся при впадении в нее другой реки, поменьше, названной, как и многие другие притоки Волги по всему ее течению, Воложка. Зимой в деревне жили только две немолодые семьи – брат Владимира Алексеевича да священник с матерью. Священник принял на себя обет безбрачия и потому жил без своей семьи. Поскольку в деревне еще при царе-батюшке был построен храм, который давно уже начали восстанавливать, официально она называлась не деревней, а селом, но все привычно звали его деревней. Летом здесь, как говорил брат, было довольно людно. Пустующие дома за копейки скупили москвичи и понастроили себе на крутом волжском берегу дач, одну уродливее другой. С этих участков допоздна не то что лилась, а рвалась музыка, что в немалой степени раздражало тех, кто приезжал сюда отдохнуть в тишине. Местный священник отец Викентий возмущался этой вакханалией, но в основном в узком кругу, поскольку дачники часто жертвовали на восстановление храма. Больше денег взять было неоткуда. Епархия существенно помочь не могла или не желала, потому что батюшка считался почти опальным за свои разговоры с прихожанами, а местные власти сами едва концы с концами сводили – как, впрочем, и по всей России.

Владимир Алексеевич подождал, надеясь, что визгливая компания все же удалится по льду, но женщинам хруст показался страшным, и отдыхающие двинулись тропой по берегу в обход залива. Значит, должны были пройти мимо отставного подполковника и могли пристать с разговорами. А ему разговаривать ни с кем не хотелось, поэтому Владимир Алексеевич повернулся и стал подниматься по крутой тропе на высокий берег. Несмотря на то, что тропу прокладывали специально и пытались протоптать так, чтобы спуск получился пологим, подниматься все же было тяжело. Впрочем, здоровья Владимиру Алексеевичу еще хватало, и он почти не сбил дыхания, когда подошел к деревянной лестнице из трех шестиметровых пролетов. Вот лестница была и в самом деле крута и опасна, если учесть, что ее никто не чистил; но подниматься помогали перила, и для физически крепкого человека форсировать эту преграду не составляло большого труда.

На середине лестницы Владимира Алексеевича застал телефонный звонок. Он вытащил трубку и посмотрел на определитель. Номер был незнаком, и потому отставной подполковник несколько секунд думал, прежде чем ответить. Он все же нажал на клавишу, но отозвался непривычно для себя. Раньше он всегда по старой памяти называл звание и фамилию, и это казалось естественным. Сейчас же просто сказал коротко:

– Слушаю…

– Владимир Алексеевич? – спросил незнакомый голос.

Подполковник некоторое время помолчал, потому что не хотел отвлекаться от своих мыслей, а незнакомый голос мог сулить только новые проблемы. Сомневаться в этом не приходилось, поскольку звонков он ни от кого не ждал.

– Я же сказал, что слушаю, – недовольно произнес Кирпичников.

– Я представлюсь. Генерал-лейтенант Апраксин. Зовут меня Виктор Евгеньевич. Поскольку вы в отставке, вам, возможно, будет легче звать меня по имени-отчеству.

– Я еще не совсем забыл свое армейское прошлое, хотя очень стараюсь, товарищ генерал. Потому мне привычнее будет называть вас по званию. Слушаю вас…

Кирпичников хорошо понял этот генеральский ход. Когда называешь человека по званию, тем более, если это звание генеральское, невольно входишь в уставные и в деловые отношения. А если зовешь по имени-отчеству, ситуация сразу смягчается и расслабляет. Но он на это не поддался.

– Я хотел бы встретиться с вами. Есть у меня к вам интересный разговор, Владимир Алексеевич. Для вас лично очень интересный.

– Извините, товарищ генерал, я привык сам определять степень интереса для себя лично. Потому от комментариев и восторгов воздержусь. Разговор, как я понимаю, нетелефонный?

– Естественно, нетелефонный.

– Меня сейчас нет в Москве. И в ближайшие две недели я не планировал возвращаться. Вас устроит встреча недели через две?

– Разговор срочный. Я знаю, где вы находитесь. Я сейчас на другом берегу Волги. До вас мне добираться…

– Если на машине через мост – около двух часов. Дорога сколькая, быстро не проедете. Если на снегоходе через Волгу, то двадцать минут. Но здесь лестница крутая, не для генералов…

– Лестница меня не смутила бы, меня смущает отсутствие снегохода.

– Береговые жители подрабатывают тем, что развозят на снегоходах рыбаков. Если спросите, вам покажут.

– Я все же предпочту машину. Значит, через два часа буду у вас. Где вас найти в деревне?

– Подъезжайте к храму. Это за кладбищем. Другие дороги не чищены, и проехать по ним можно только на «бэтээре». Я услышу шум двигателя и выйду вас встретить. Машина какая?

– «Ленд Крузер».

– Эта проедет. Я жду…

Убрав трубку, Владимир Алексеевич сел на ступеньку и посмотрел на Волгу. Даже с середины лестницы вид открывался такой, что дух захватывало. Наверное, и летом здесь тоже красиво. Даже еще красивее. Повидав на своем веку много привлекательных мест, в том числе и за рубежом, Кирпичников мог оценить по достоинству то, что видел сейчас. При этом человеком он был весьма здравомыслящим и потому понимал, что какому-нибудь жителю Калмыкии простор степей гораздо ближе волжских утесов. Но ему самому для душевного спокойствия нужно было именно это. Удалившись из Москвы от суеты и толкотни, он только здесь, на крутом волжском берегу, начал обретать спокойствие. Но его, кажется, опять хотели вытащить из тихой обители. Хорошо бы мягко выйти из положения и оставить за собой право выбора…