Полюби меня снова - Энн Мэйджер

Посвящаю трем молодым

юношам, так много значащим

в моей жизни, – Дэвиду,

Кимберли и Тэду, моим любимым

сыновьям

Пер. с англ. Е. Табидзе

Дайана Брэнскомб в испуге отпрянула от своего спутника Брюса Диксона и быстро пошла прочь. Она понимала, что убегать вот так, будто она насмерть перепуганная девчушка, смешно и глупо, кроме того, она чувствовала себя виноватой, потому что оставила Брюса в компании с коммерсантом, который своим круглым брюшком и нескончаемыми историями про нефтяные сделки загнал его в угол, однако не могла пересилить страх и вернуться. С изяществом стремительно улепетывающей газели Дайана пробиралась сквозь толчею в модном ночном клубе на крыше небоскреба, стилизованном под бивуак арабов, раскинувших шатры, – город Хьюстон демонстрировал свои способности в изыске. Под ткаными пологами, в полосочку и с болтающимися кистями, публика оказалась стиснутой со всех сторон и напоминала неспокойную скотину в громыхающем товарняке.

Исчезнуть! – молнией сверкнуло в голове, когда она случайно перехватила взгляд темно-янтарных глаз Росса, устремленных на нее поверх шумной компании. И сразу же густой и едкий сигаретный дым будто растаял, потные тела как бы и не касались ее, когда все проталкивались к бару за напитками, а гул голосов, старавшихся перекричать тяжелый рок, дабы собеседник мог расслышать, вроде бы и утих.

В это как бы остановившееся мгновение, еще до того, как Росс отвел взгляд от ее лица, исказившегося болью воспоминаний, – они нахлынули на нее, тягостные и полные драматизма.

Мгновенно и как наяву увидела она спокойное, восковое – личико Тэми, посиневшие губы изящного рта сердечком, ресницы цвета густого янтаря, опущенные навеки, Росса на коленях у дороги из ракушечника, ведущей к их прежнему жилищу, – в последний раз он держал на руках крошечное тельце, а к дому уже летела «скорая». Громкие на тихой лесной дороге, надсадные звуки сирены заглушали ее душераздирающие рыдания.

Онемев от горя, стояла она тогда рядом с Россом под гигантскими кипарисами, а высокие каблуки медленно погружались в рыхлую почву лужайки у лагуны.

Вспомнилось и другое. Удивительно теплые и нежные воспоминания… Волнующий миг, когда Росс впервые увидал ее уже не ребенком, а хрупкой красавицей, пробудившей в нем желание. Первое свидание… Он подарил ей алую розу, и когда она провела шелковистыми лепестками по губам, те хранили еще тепло его пальцев. Она помнила нежный и страстный первый поцелуй под луной, благословляющей их серебряными перстами света, струившегося сквозь верхушки мачтовых сосен в густом бору на юго-западе Техаса, где королями лесопромышленности были Росс и ее собственный отец. Эти воспоминания наполнили ее душу страданием и тоской по минувшему, она впервые осознала печальную реальность: мужчина, когда-то безумно любивший ее, теперь даже и на дух ее не переносит.

Ну и в чем же дело, почему сейчас такой переполох? Ведь считала же, что между нею и Россом, с его зрелой мужской привлекательностью, все кончено. Думала, что горе и печаль притупили страсть и нежные чувства, когда-то притягивавшие их. Разве не говорила сама себе, что та часть ее жизни осталась позади, разве не сама отвела ей там место?

Дайана вздрогнула. Зажав в одной руке концы тонкого, ручной работы кружевного шарфа, служившего накидкой на плечи, ладонью другой толкнула стеклянную дверь и вышла на террасу. Облокотившись на балюстраду, она почувствовала легкое головокружение. Ничего удивительного, подумала она, все-таки очень высоко и летняя жара просто невыносима.

Она едва ли обратила внимание на то, что грохотанье джаз-банда и шум веселья стали приглушеннее, как только за спиной захлопнулась дверь. Не замечала она и радужного мерцания миллионов огней в ультрасовременных домах, как бы парящих совсем рядом, и того, что каждый новый небоскреб выглядел более внушительным по сравнению с соседним, построенным всего несколько месяцев назад, – гигантские каркасы из стали и кирпича возникали буквально за одну ночь среди фантастической роскоши юго-западного района Хьюстона. Дайана была погружена в мир собственных горестей и утрат и, стараясь сдержать слезы, то и дело моргала. Проведя тыльной стороной ладони по глазам, она даже не подумала о том, что может смазать тщательно наложенный на лицо макияж.

Каким-то обостренным чутьем она вдруг поняла, что в ее жизни ничто не значило для нее так много, как Росс. Ни поразительный успех в бизнесе, ни клиенты с именем, ни холостяки, как говорится, на выданье, по раз и навсегда заведенному порядку сопровождающие ее каждый уик-энд на светские рауты, куда она непременно наведывалась для установления полезных знакомств. Между прочим, был у нее встроенный шкаф, от стены до стены битком набитый нарядами от модных и известных модельеров, в пентхаусе – квартире с садом на самом верхнем этаже, – приобретенном на правах частной собственности в одном из домов на юго-западе Хьюстона, в престижном районе. Словом, было все, что дают деньги и успех, и все-таки в ее душе оставалась отчаянная пустота.

Она просто дура – нет бы понять это три года назад, а не сегодня вечером! Разрушила свое замужество с разудалой решимостью, призвав на помощь рассудочность и убедив себя в том, что их отношения не складывались с самого начала и, даже если бы не было Тэми и того, что случилось, все равно она и Росс для совместной жизни не пара.

Дайане от рождения была уготована жизнь в роскоши и богатстве, тогда как Росс, в то время напористый администратор в лесопромышленной фирме ее отца, – выходец из низов, всего добивался сам. Родился он в небогатой семье, в Луизиане, в каком-то медвежьем углу поймы реки Миссисипи.

Он не одобрял блеск и лоск как стиль жизни, даже когда сам стал преуспевающим бизнесменом, а она как раз этому придавала большое значение. Он пытался убедить ее, что в действительности ей это тоже не нужно, и она потому стоит на своем, что ее мать, Мадлен, внушает ей все время, что именно так и следует жить, что для своей дочери она иного не желает. Иногда, в душе, Дайана почти соглашалась с Россом.

Мгновенно выкинув из головы всякие мысли о Мадлен, она припомнила их двухэтажный домик в глубине сосновых лесов на востоке Техаса, ее и Росса совместное жилище. Дом был построен на берегу протоки, неторопливо катившей свои воды среди буйной растительности. Росс любил их жилье, его незатейливость, густые заросли на берегу, кипарисы под вуалью взъерошенного испанского мха и таинственную девственность лесов. Он построил его сам и так и не сумел понять, почему Дайане хотелось жить в городе. «Там все дома на одно лицо, – говорил он ей, – а наш – единственный: такого нет ни у кого».

В итоге она потеряла Росса, дом, Тэми – ее свет в окошке – и укатила в Хьюстон, где соорудила жизнь по своей мерке, такую, какую хотела. Удачливую и с комфортом, как частенько сама себе говорила. И что дальше? Иллюзии рассеялись в один миг. Дайана поняла, что обманывала себя целых три года – без Росса все не имело смысла.