Осколки любимого сердца - Марина Серова

Все лица и события вымышлены автором. Все совпадения случайны.

В пустынном баре, ночной порой

Я увлечен был одной игрой,

Я пил степенно, пил не спеша

С красоткой Смертью на брудершафт…

Каин

За десять минут до того, как выброситься из окна, она попросила у меня сигарету.

На столик летнего кафе, где сидели мы с тетей Милой, легла тень, мы подняли голову и увидели розовый пупок, из которого торчало серебряное колечко. Я машинально перевела взгляд выше: перед глазами возникли пояс очень светлых джинсов с заниженной талией — над поясом виднелась полоска белоснежных трусиков — и край розовой маечки, доходившей незнакомке точно до середины ребер.

— Не угостите сигареткой? — прозвенел голос. По-детски пухлые губы, которые произнесли эту незамысловатую фразу, сразу же сложились в просительную гримаску.

Девушка была отчаянно молода, ей было лет пятнадцать-шестнадцать, никак не больше. Будь на моем месте мужчина, возможно, он взирал бы на это розовощекое белокурое, крепко сбитое существо с молочно-белой кожей и задорно вздернутым носиком как-нибудь особенно плотоядно. Для меня же девчонка не представляла ровным счетом никакого интереса, поэтому я равнодушно кивнула на лежащую передо мной сигаретную пачку и отвернулась.

«Сейчас тетя Мила ей скажет: „Деточка, рано курить в твоем возрасте, разве мама никогда не говорила тебе, что курящая девушка — это вульгарно?“» — подумала я машинально, просто по привычке прогнозировать ситуацию на несколько минут вперед. И не ошиблась.

— Деточка, разве мама никогда не говорила тебе… — голос моей тети звучал прочувствованно и сердечно ровно настолько, чтобы микшировать занудно-нравоучительный смысл ее слов. Но девочка-подросток (на то она и была еще в пресловутом переходном возрасте) среагировала мгновенно и с вызовом — что, собственно говоря, тоже было вполне прогнозируемо, выпалила:

— Ой, да не лезьте вы не в свое дело! Отстаньте! Хочу — курю, хочу — пью, вам-то что? А мамы у меня давно нет, понятно вам?

Последние слова все-таки резанули ухо. Я обернулась на грубиянку бог знает зачем, скорее всего, просто повинуясь мгновенному чувству жалости: такая молоденькая и уже сирота! Но она уходила от нас, независимо покачивая полненькими, плотно упакованными в джинсы ляжками и потряхивая светлыми локонами, отброшенными на спину. В нарочито отставленной в сторону руке дымилась сигарета. Ну что ж, обычный нахальный подросток, каких миллион или даже несколько миллионов, если верить последней переписи населения, подумала я. Ничего общего с забитой сироткой из душещипательного рождественского рассказа, да и вообще о девчонке явно заботились, не родственники, так кто-то еще: нормально упитанный, чисто одетый ребенок.

Но тетя Мила, на которую порою накатывали приступы необъяснимой сентиментальности (в такие минуты слезы жалости у нее мог вызвать даже разомлевший на жаре котенок — она мгновенно придумывала ему биографию, которая могла посоперничать с приключениями героев бразильских телесериалов), уже смотрела на меня глазами, полными слез.

— Женя! Какой ужас! У девочки нет мамы! — прошептала она, смыкая руки у самого подбородка. — Такая юная! Такая прекрасная! И круглая сиротка!

— Теть Мила, ну перестань! Печально, конечно, но не в подворотне же она обитает!

— Да, но она курит! Попробовала бы бедняжка закурить при живой маме!

— Тысячи подростков курят при живых родителях и зачастую не получают за это даже ремня. А следовало бы.

— Женя, она очень бедненько одета! Ты видела эту маечку? Девочка явно из нее выросла — майка даже пупка не закрывает!

— О господи, тетя! Обыкновенная молодежная мода!!!

— Женечка, а вдруг она голодная?!

Неизвестно, сколько бы времени моя ближайшая родственница ходила по кругу, жалея «горемычную сироту». Наверное, долго, потому что настроение тети Милы, недавно прочитавшей какой-то слезливый роман, находилось в тисках неуемной благотворительности — ей хотелось кого-нибудь пожалеть, спасти, отогреть, удочерить, озолотить и удачно выдать замуж, причем желательно все сразу и в ближайшие полчаса.

Я для этой цели явно не годилась: хотя у меня тоже не было мамы (она умерла несколько лет назад), а фактически и отца (после его скороспелой женитьбы на какой-то дуре наши отношения прекратились), зато имелся явный минус в виде профессии. Наверное, будь я белошвейкой или учительницей музыки, в глазах тети Милы для меня еще оставался бы шанс; но я — телохранитель, работающий по найму за серьезные деньги, хорошо владеющий оружием и приемами рукопашного боя. Само это слово — «телохранитель» — тетя Мила выговаривала дрожащими губами, а уж о том, чтобы предложить мне выплакаться от тягот профессии на ее широкой груди, не могло быть и речи.

— Да пойми ты, что в моей профессии нет ровным счетом ничего удивительного! — не первый год втолковывала я ей. — Телохранителями женщины служили еще в древних храмах Индии, Египта и Среднего Востока. Даже для России это вполне нормальное явление! Первую женщину-космонавта Валентину Терешкову, например, постоянно сопровождала секьюрити из органов госбезопасности. А две моих коллеги еще недавно работали под руководством Александра Коржакова, бывшего начальника службы охраны президента Ельцина.

Все бесполезно. Тетя затыкала уши, закрывала глаза и мотала головой: нет-нет, она согласится с тем, что телохранитель — женская профессия, не раньше, чем увидит меня за вышиванием или лепкой пельменей.

Поэтому в обращении с единственной племянницей тетушка избрала некий промежуточный вариант: старалась как можно меньше поощрять меня, говорить «о работе», кормила разносолами и время от времени выманивала на прогулки спокойно «подышать свежим воздухом».

Во время этих прогулок она не жалела охов-ахов, привлекая мое внимание к птичкам, голубому небу, весенним ручейкам и прелестным лютикам-цветочкам. Наверное, ей казалось, что на всем этом благолепии должна отмякать и отдыхать моя зачерствевшая душа, непременно кровоточащая ранами ужасов жизни. Когда ей казалось, что душа моя достаточно размякла, тетушка начинала робко заводить разговор о том, что «деточка, тебе пора начать вести более нормальную жизнь». Но на эту тему она выруливала уже с меньшим энтузиазмом — очень уж мало было шансов на успех.

* * *

Сегодняшний день был как раз отмечен такой прогулкой. Вдосталь полюбовавшись жалкими ростками на городских клумбах и надышавшись полной грудью пропитанным бензиновыми парами свежим воздухом, мы с тетей Милой присели за столик летнего кафе и взяли себе по порции мороженого. Я приготовилась было поболтать с тетушкой о том о сем (почему бы и нет, в конце концов, мы не так уж много времени проводим вместе), а тут эта наглая малолетка с просьбой закурить. Настроение тети было сбито в сторону, которая меня не совсем устраивала, и я решила одним метким ударом поставить все на свои места: