Эскорт для предателя - Дэвид Игнатиус

Тегеран

Представьте себе пестрый бульвар, который сбегает с холма, подобно потоку глазури, стекающему в огромную, грубо сработанную глиняную чашу. Вдоль широкой улицы выстроились универсальные магазины и мелкие лавочки, неон огней выстреливает в ночь рекламу известных во всем мире мобильных телефонов, авиакомпаний и ресторанов быстрого питания. Но это торжество коммерции перемежается с мрачными, написанными вручную плакатами, прославляющими мучеников веры.

Таков проспект Вали-Аср, становой хребет северной части Тегерана. Он берет начало в деловых кварталах города, где ненависть к неверным тщательно поддерживается еженедельными пятничными проповедями в мечетях. Миля за милей он поднимается к Джамарану, где, глядя на одежду, сшитую по последней парижской моде, и огромные немецкие автомобили, можно решить, что ты попал в родную страну этих самых неверных. Но это не так. На этих холмах скрываются главные тайны современного Ирана, страны, сама суть которой стала в некотором роде фабрикой лжи. Ничто здесь не является в точности тем, чем выглядит. В этом заключено и предостережение, и искушение. Даже само название улицы обманчиво. Официально она именуется проспектом Вали-Аср, но элита общества по-прежнему называет ее дореволюционным именем, Пехлеви.

В Тегеране хватает подобных мелких обманов. Это капитанский мостик исламской революции и столица страны, живущей по-восточному беспечно и безрассудно, хотя полиция и требует от водителей пристегивать ремни безопасности. Муллы созывают пилигримов в священный город Кум, но предостерегают от поспешности, поскольку у дорожного патруля есть радары для определения скорости. Конечно же, здесь запрещено смотреть иностранные телеканалы, поэтому каждый платит небольшую взятку местному участковому, басиджи, чтобы он не замечал небольшой тарелки спутникового телевидения на крыше. Хребет этого величественного города гибок. Как и весь народ, Тегеран гнется, чтобы не сломаться.

Наша история началась на проспекте Вали-Аср. В самом конце его, в квартале Юсеф-Абад, жил молодой ученый. Ему посчастливилось работать в Джамаране, месте, которое можно было бы считать вершиной карьеры. Каждый день он путешествовал из одного мира в другой и обратно, взращенный в любви и ненависти. Ненависти не к неверным, но к тем людям, которые правили его страной. Мы расскажем о том, как он решился оставить одни воззрения о добре и правде в пользу других. Как и у всех молодых людей по всему миру, ищущих свой путь в жизни, это история отцов и детей. Можно добавить, что это история о предательстве и преданности.

Утром, после того как молодой ученый из Ирана принял окончательное решение, он проснулся, почувствовав, что простыни стали мокрыми от пота. Он снова вспотел от страха и почувствовал стыд, будто обмочился в постель. Теперь он понял, что пора что-то делать. Довольно пробуждаться утром, ощущая себя последним трусом. Лучше переступить черту и встретить страх лицом к лицу, чем продолжать дрожать. Это решение было трудным, таким же трудным, каким бывает решение развестись, покинуть родной дом или не ходить на молитву. Ты идешь на это тогда, когда у тебя не остается выбора. Ведь если бы существовал другой, менее болезненный путь, кто бы отказался от него?

Перед сном ученый читал сборник стихов Симин Бехбехани, одной из известнейших поэтесс современного Ирана. Отец говорил, что был знаком с ней, когда преподавал в Тегеранском университете, где она училась в то время. Возможно, так оно и было. Как и его отец, Бехбехани никогда не покидала Иран надолго, даже в самые худшие времена, но в ее стихах были страдание и желание сбежать от всего этого. Молодой человек оставил томик рядом с кроватью. Он был открыт на стихотворении «Страна моя, я выстрою тебя вновь». Сейчас, проснувшись утром, ученый перечитал его.

«Не только поэты должны говорить правду», — подумал молодой ученый. Исламская республика Иран — не его страна. Он втайне стал одним из душманов, врагов. Ему хотелось раствориться в своей работе и пользоваться предоставленными привилегиями, как и всем остальным лицемерам, но это было уже невозможно. Вот что пугало его. От себя не сбежишь. Отец всегда учил его прислушиваться к внутреннему голосу, а не к тем, кто нечестиво присвоил себе право говорить от имени Аллаха. Он сказал это в последний вечер своей жизни.

— Да, папа, я понимаю, — ответил тогда молодой ученый.

И это стало его клятвой. Он не хотел становиться предателем, но та клятва стала частью его души. Она заглушала все остальные голоса.

Проснувшись этим утром, он понял суть того, что необходимо сделать. Нужно бросить камешек в пруд. Вот и все. Камешком будет информация — малая доля правды о том, чем он занимается в своей лаборатории. По воде пойдут круги, которые достигнут нужного берега. Никто не заметит этого, не увидит, какой эффект произвело его действие. Он так решил, и он сделает эго. Пусть это будет началом.

Утром молодой ученый отправился в белоснежное офисное здание в Джамаране, районе северного Тегерана. Окна этого дома были сильно тонированы, на фасаде не было вывески, позволяющей предположить, что происходит внутри. Там находились лаборатории, оснащенные специальным оборудованием, втайне закупленным на Западе. Впрочем, главной ценностью были люди, работающие здесь, такие как молодой ученый и его друзья. В боковой стене здания, на полдороге по переулку, изгибающемуся подобно серпу луны, была дверь, над которой виднелась видеокамера. Здание являлось частью секретного комплекса, размещенного в этом и соседних районах города. Набор адресов, которые не найдешь ни в одном справочнике или на карте. Чтобы знать о самом факте их существования, надо быть допущенным в систему. Непременным условием вступления в это закрытое сообщество было то, что человек все время находился под наблюдением, и никто в точности не знал, кто за ним следит.