Иноходец - Тимур Рымжанов

Стою, верчу головой, руки в карманах, сам весь значит в белом, а вокруг туманная дымка, и свет такой рассеянный. Эмоции, возвышенные, положительные, ровные, но не понимаю, ничего не понимаю. Мало того, просто не знаю кто я, откуда прибыл, и где нахожусь. Чувствую, что место приятное, можно даже сказать уютное. Бывал бы здесь прежде, наверняка бы запомнил. А так стою с улыбкой блаженного идиота и просто таращусь по сторонам, в полной неясности, что происходит.

- Что, приятель, странные ощущения? – вдруг спросил меня худощавый старик, с окладистой седой бородкой, в светло-бежевом старомодном костюме.

Откуда старик здесь появился, я заметить не успел, но принял его появление спокойно, словно все так и надо было, будто ждал чего-то подобного.

- Странные, не то слово, отец. Может подскажешь где это я?

- А ты сам-то как думаешь? – улыбнулся старик, и с хитрецой так, посмотрел мне в глаза. - На что все это по-твоему похоже?

- Я не знаю. Ничего не помню, но похоже, да и чувствую, что-то внутри подсказывает, будто умер я.

- Умер, – кивнул стрик пригладив седую шевелюру и подошел чуточку ближе. – Только не ты умер, а тело твое. А ты, и твое тело, скажу тебе по секрету, не одно и то же.

- А умер то хоть не срамно, без конфуза? – спросил я, и сам удивился, откуда из меня такие слова странные прут.

- А тебе не все ли равно? Помер и помер, мир праху твоему, а уж как расстался с мешком мяса, с костями, пустяк да пропасть.

Дед неторопливо стал обходить меня по кругу, разглядывая снизу-вверх, как какой-то экспонат в музее, а я стою эдаким наглядным пособием, словно приклеен к полу.

- Ну, не скажи, отец, – возразил я. - Одно дело помереть от натуги в сортире, а другое в ратной брани.

Да откуда, блин, из меня такие слова лезут, отродясь в моем словаре таких не было.

- Ну, тут согласен. С этим у тебя все нормально. Красиво ушел, в бою.

- Ну хоть так, и то ладно, – вздохнул я, но так ничего и не смог вспомнить, как бы ни старался.

Старик прошел еще немного и вдруг сел на скамейку, с такими чугунными боковинами, как в парках и скверах раньше стояли. А я ведь точно помню, когда оглядывался по сторонам, никакой скамейки там не было.

- Ты за прошлое не горюй, я же не просто так тут с тобой разговор затеял.

- А ты Бог? – вдруг спросил я, озвучивая неожиданную догадку, и сам удивился, как мне такая дурацкая идея в голову только пришла, я же ни в каких богов не верую.

Старик сдержанно хихикнул и стал подкручивать пышные усы.

- Ну, если тебе так будет удобней, давай считать, что Бог. Но правду сказать я постарше ваших богов буду, да и возможностей побольше.

- Эвон как. Занятно, – да что ж из меня анахронизмы такие странные выскакивают, где я такого раритетного говора нахватался? Ведь чувствую же, что не мое.

- А ведь я тебя не просто так перехватил, хотел, вот, поближе на тебя посмотреть, пощупать, так сказать. Поскрести скорлупку твою. Понравилась мне удаль твоя молодецкая. А мне как раз такой и нужен.

- И зачем же, позволь полюбопытствовать, отец, я тебе такой красивый надобен, – не ну это клиника какая-то, какой-то устаревший словарь мне залили.

- Эх и силища у тебя! - восхитился старик, пряча в усы улыбку. - А ты молодец, вот уж десятый по счету предохранитель сломал. Все к памяти своей рвешься. А я ведь крепко забороло учинил. Ух силен. Вот оттого старым словарным запасом и пользуешься, потому как к нынешнему я тебе доступ ограничил. Ну да ладно, дело у меня к тебе. Но прежде, хочу поведать коротенькую историю. Жил как-то, многие лета прежде, бравый воин. Силен был, удал да смел. И честен, и славен, и правды знал. Из многих битв славу вынес. И стало время ему сыновей родить. Сыны, те славу отца почитали и помнили, во всем он им примером служил. Вот только ссора с ними вышла большая. Брат на брата войной шел. Бранились да ругались, столько крови пролили. Худо ли бедно, мир сотворили. Своих детей родили. И опять ссора стала. Да только не в ратном бою, а исподволь, под покровом, в ночи тихой, словно и не было. Чести попрали, языки змеиные, да яд, да скверна, да обман. И так каждое колено. Один другого хлещи собачились потомки. Не бывало уж больше честной битвы, все чужими руками, исподтишка. Отравили племя, былую славу предка упокоили. Мертв славный род. Один лишь потомок уцелел. Три раза тридцатое колено. Кровь предка в потомке чиста, а вот душа сгнила. Слава того предка уж канула в Лету. Потомок слаб да немощен, да и трусоват, и подловат. И вроде сложилось так что на роду ему смерть была написана. Но вот не случилось, не нашла костлявая нареченного.

- Чего-то отец ты совсем мне голову заморочил. Уж и не знаю, что думать. Я-то тут с какого боку?

- Кровь потомка не вода, - тут же вставил старик, - враз узнают кто таков. А за того байстрюка даже нянькам стыдно было. Воин из него как из мыша куница. А мне нужен воин. Бравый, сильный, смелый, честный, чтоб рода славного не посрамил. Не сейчас, так через час его сыщут. Вот я и подумал, не тебя в горнило, а его отправить. Подменить вас в теле. Дать тебе шанс пожить еще. Тело, конечно, срам, смотреть больно. Но с твоим опытом, да памятью…

- Предложение заманчивое отец. Но как же так, я ведь ничего уж и не помню, словно вышибло все из головы.

- На сей счет не тужи, память я тебе ворочу. Ты воин отважный. За чужими спинами никогда не прятался. Многие тебе жизнью обязаны. И даже после смерти стольких врагов к праотцам отправил.

- А если не соглашусь? Странно все это как-то, подмена, подлог какой-то.

- Нет, так нет. Неволить не стану. Свобода выбора, это друг мой, главный закон мироздания. Но вот только не всякий на такое дело, с подменой такой, годен.

- Тогда, наверное, соглашусь, - кивнул я, глядя на старика. - Не хочется помирать.

- Вот и славно. Я у того мальчишки все отыму. Токмо тельце и останется, чтоб у тебя всяких дурных воспоминаний не было.

- А что надобно то? Делать что нужно?

- Ничего. Просто живи. Как сам разумеешь, так и живи. Люби, работай, служи, воля твоя, что сам захочешь, то и делай. Полная свобода. Память тебе всецело возверну, чтоб подспорье было, да и так, по мелочи, в настройках поковыряюсь.

- Просто жить и все? – не унимался я, ища какой-то подвох.

- Жить так, как сам разумеешь. Душа у тебя чистая, светлая, вот она тебе путь и подскажет.

- Согласен отец.

- Ну тогда прощай, - заулыбался старик, - и спасибо что согласился мне подсобить. Случится, однажды еще свидимся.

Свет стал гаснуть, а мои глаза сами собой слипаться. Это просто сон подумал я, всего лишь сон.